Записки Черного Повара Гизум Герко

Ноги отваливаются. Руки тоже.

Двуручником махать – это тебе не поварешкой в котле. Устал, короче. Злой.

Но взяли в отряд. «Черное Отребье». Щит не наврал. Сказал Олафу – этот, мол, и в котле, и в бою не слажает. Олаф – мужик здоровый, бородатый, топором машет отменно – глянул. Хмыкнул. «Пусть будет». Вот и весь разговор, он у них главный.

Я теперь повар. И боец. Как всегда, в общем.

Сегодня этих, ну, бандитов, гоняли. В лесу. Логово ихнее.

Налетели быстро. Я с краю шел. Дрын свой, двадцатикилограммовый, на плече.

Шум, гам. Наши рубятся. Я тоже. Какой-то хмырь на меня полез – получил по башке плашмя. Потом еще один. Этому уже острием хватило. Кровища. Вонь. Нормальная работа, короче.

Главный у них там хрен в тряпках был. Костями бренчал. Маг, типа. Некромант, как Щит потом сказал.

Гадость.

Он свинью дохлую поднял. Огромную. Уже разлагаться начала, шкура кусками висит, ребра торчат. И паразиты, блин. В дырках копошатся. Эта тварь на наших поперла.

Вонючая – жуть.

Смотрю – эта свинья на Олафа прет. А тот с двумя сразу возится. Ну, я подскочил. Замахнулся от души. Меч аж взвизгнул. Врезал по хребтине этой падали. Кости хрустнули. Свинья пополам почти. Вонища еще хуже стала. Ошметки полетели. Гадость. Тот, который с рапирой, мелкий такой, модный, аж скривился. Неженка. А орк, зеленый, здоровый, который рядом рубился, только крякнул одобрительно.

Некроманта этого потом быстро угомонили – эльф темный, с луком, ему стрелу в глаз загнал. Тихо так. И точно в глаз.

Потом Олаф на останки свиньи этой глянул. На меня. «Сваришь?»

Я пожал плечами.

«А куда деваться, командир? Не выбрасывать же».

Хоть и тухлятина знатная.

И работы с ней будет… уйма.

Щит сказал, что я молодец. И с мечом, и что за свинью взялся.

Остальные пока косятся. Ну и хрен с ними. Привыкнут. Один гоблин мелкий, шаман ихний, вроде, все ходил вокруг, нюхал. «Сильный дух, – говорит, – дух смерти и перегноя». Ну, спасибо, утешил, падла. Попросил его потом каких-нибудь корешков едких найти, чтоб паразитов из туши вытравить.

Притащил каких-то вонючих клубней, вроде тюльпаны дикие. Гоблин сказал, жечь будут. То, что надо.

Запасы тут… М-да.

Прошлый повар, видать, совсем отчаялся. Или руки из задницы. Мука с мышиным пометом. Жир – воняет так, что глаза слезятся. Какие-то коренья, вроде сельдерей, все в плесени. Тьфу.

Но соль есть. И перец. Это главное. Соль все исправит. Ну, или почти все.

Так, вепрь. Точнее, то, что от него осталось. Труп, как не крути, все равно труп. Шкура висит клочьями, мясо рыхлое, того и гляди развалится. И дыры до ребер. Еще и я его рубанул.

И паразиты, конечно. Куда ж без них.

Первым делом – в ручей его. Промыть как следует. Холодной водой. Чтоб хоть часть грязи и этой дряни смыть.

Потом гоблинские корешки эти. Натер ими тушу снаружи и внутри. Они жгучие, аж кожа на руках горит. Пусть полежит так с полчасика. Эта едкость должна большую часть гадов выгнать или прибить. И мясо чуть уплотнит, не даст развалиться при готовке. Главное – не передержать, а то совсем дубовое станет, и вкус убьет.

Пока оно там маринуется в этой жгучей дряни, надо начинку делать. Мясо старое, вкуса в нем своего уже почти нет.

Значит, надо вкус ему дать.

Наловил пару крыс в лагере бандитском. Свеженькие, жирненькие. Еще птаху какую-то мелкую подстрелил из рогатки один из пацанов обозных. Тоже освежевал.

Все мясо мелко порубил. Туда же – лук проросший, что нашел. Его зеленая часть горечь даст, а сама луковица, если подгнившую часть срезать, еще сладость сохранила. И чеснок дикий, его всегда с собой таскаю немного. Он и запах свой даст, и остроту. Все это солью, перцем хорошенько.

Перец нужен черный, жгучий, чтоб пробрало.

Тушу вепря еще раз промыл от гоблинских корешков. Аккуратно.

Теперь начинка.

Запихал внутрь это месиво из крыс, птахи и лука. Оно и вкус даст, и сочность. А чтоб форма держалась, обмотал тушу найденными в лесу гибкими лозами. Как корсет такой получился. Не развалится теперь.

На гарнир что? Картоха эта пятнистая. Почистил, вырезал все черное. Нарезал крупно. Обжарю ее в остатках того вонючего жира. Если жир сильно перетопить, вонь уйдет, останется только основа. А картоха впитает и соль, и перец, и дым от костра.

Будет ярко.

Соус. Вот тут просто. Насобирал в подлеске каких-то ягод, вроде брусники, кислых. Земляники, сладкой. Подавил их, добавил воды немного, проварил с щепоткой соли. Кисло-сладкий соус отлично к жирному мясу идет. И к тухлятине тоже. Оттенит, сбалансирует.

Ну и на вертел его, болезного. Можжевеловых веток в костер подкинул. Дым у них – вещь. И запах лесной дает, и горечь лишнюю убирает. Крутить долго. Не спеша. Чтобы жар равномерно проходил. Снаружи чтоб корочка взялась, хрустящая, темная. А внутри – чтоб пропеклось, соки дало. И чтоб эта начинка из крыс и птахи свой аромат мясу вепря передала. Следить надо, чтоб не подгорело. По цвету сока смотреть, что капает. Сначала мутный, потом светлеть начнет. Как прозрачный почти станет – готово.

Часа четыре, не меньше, ушло. Снял. Разрезал. Лозы эти держат форму. Внутри – начинка, пар идет. Картоха рядом в котле огромном, походном шкворчит, золотистая. Соус в котелке булькает, кисленький такой, ароматный.

Первым Олаф попробовал.

Отрезал кусок мяса. Полил соусом. Закусил картохой. Пожевал. Крякнул. «Жить будем». И мне кивнул. Это, считай, похвала. Остальные тоже накинулись. Жрать-то охота. Даже тот модник с рапирой ел. Картоху особенно нахваливал, зараза.

Завтра опять куда-то тащиться.

Лишь бы не пришлось опять трупы готовить. Хотя… какая разница. Мясо – оно и в аду мясо.

Блюдо дня: Некро-вепрь «Смерть Паразитам», фаршированный последней надеждой и дикими грызунами, под ягодным взваром, с печеной картохой.

Ноги вязнут. Вокруг туман, сырость. Комары жрут, сволочи.

И воняет болотом.

Отряд злой, молчаливый. После вчерашней жратвы хоть силы есть тащиться, но настроение – хуже некуда.

Одно радует – двуручник сегодня больше за спиной висел, чем в руках.

Дорога дрянь, но пока тихо.

Шли с самого утра. Тоскливо. Под ногами хлюпает.

Иногда кто-то провалится по колено в эту жижу, выругается.

Олаф только зыркнет – и дальше.

Этот, с рапирой, который вчера от мяса нос воротил, сегодня чуть не утоп в какой-то яме. Вытащили его, всего в тине. Он потом долго отплевывался и жаловался, что его куртка, он еще ее как-то умно пытался назвать, теперь пахнет, как… ну, не розами, в общем.

Есть охота.

Вчерашний вепрь, конечно, сытный был, но уже того. Кончился. Рыл в отряде больше трех десятков, сожрут лошадь и не заметят.

Я по сторонам глядел. Привычка такая.

Может, что съедобное попадется. Травы какие, коренья. И тут смотрю – на коряге старой, что из болота торчит, сидит оно. Здоровое, с кулак размером, склизкое, переливается всеми цветами радуги. И не одно. Целая колония. Слизни. Только огромные, жирные. И светятся слегка, как гнилушки в темноте.

Фу, думаю.

Гадость.

Тут этот гоблин, шаман ихний, Глаз, что ли, или Сглаз его кличут, не помню, рядом оказался. Тоже на слизней уставился.

«О-о-о, – говорит, – Духи Тины щедрый сегодня. Послать свои детей».

Я на него покосился.

«Жрать это что ли?» – спрашиваю.

Гоблин зубы свои кривые оскалил.

«Можна! – говорит. – Если правильно духа просить. И кишки вынуть нада. А то живот скрутит – обдрищешься».

И хихикает, падла.

Но он вчера с корешками помог, так что, может, и сейчас чего дельное.

Пока собирали этих слизней, я еще пошарил вокруг.

Нашел какие-то мясистые листья, росли прямо из воды, широкие такие, с фиолетовыми прожилками. Понюхал – пахнут остро, как перец, но с какой-то сладостью. Напоминают базилик.

Гоблин сказал, это «шептунья-трава». Если много съесть – будешь шепот духов слышать. А если немного – то просто вкус хороший.

Ладно, поверим.

Еще наковырял луковиц болотных, почти как домашние. Твердые, мелкие, но когда одну раскусил – внутри сочная, хрусткая, с легкой кислинкой. Типа лука дикого, только болотный вариант.

Привал сделали как с болота вышли и отошли чутка.

Костер развели, дымит – комаров хоть немного отгоняет.

Слизни эти. Ну, что сказать. Выглядят так себе.

Первым делом, как гоблин велел, кишки из них вынул. Там внутри такая зеленая жижа, вонючая. Выбросил подальше. Потом промыл их раз десять в котелке с водой. Слизь с них сходит плохо. Но я тертый калач.

Вспомнил, как Мастер учил. Их надо солью засыпать, они тогда всю слизь выпустят. Так и сделал. Засыпал щедро солью, оставил на полчаса.

Они там все извивались, пенились.

Выглядит стремно, конечно, но что делать.

Потом опять промыл. Стали такие… плотненькие, уже не такие скользкие.

Решил их тушить.

Сырыми есть этих радужных уродцев я бы и под плахой не стал.

В котел налил воды немного. Кинул туда луковицы болотные, порезанные. Пусть дадут бульону основу и кислинку. Когда закипело – закинул слизней. Пусть поварятся минут десять, чтоб всякая гадость из них вышла, если осталась. И чтоб помягче стали. Они при варке цвет свой радужный почти потеряли, стали просто серыми. Ну и слава богам, а то есть светящуюся еду как-то не по себе.