– То есть стать крутым, пойти и замочить Змея? – рассмеялся он, как ему показалось, иронично и тонко.

– Сначала сними с себя собственного змееныша… баксы-недоделок. – усмехнулся Мукагали. – Вот что тебя заставляет быть таким правильным? Вежливый, блин, пугливый, благовоспитанный, маска если и слетает чуть-чуть, то только от алкоголя… Поставили задачу – побежал решать. А при этом ты боишься каждого своего чувства и проявления. Может, потому что из-за них кто-то может понять, кто ты такой на самом деле? Лучше быть нормальным, как все, чем осмысленным, да? Смотри, баксы, смотри…

И Дамир увидел. Вокруг него, на уровне сердца, одновременно противно мягкий, скользкий и странно сухой, как старый металл, медленно то ли плыл, то ли полз по телу змееныш – точная копия Змея, увиденного над отелем, только без рогов. Змееныш, как показалось Дамиру, глумливо улыбался ему, и с каждым движением с тела Дамира слетали и гасли золотые искры, и что-то важное в груди тускнело и искрило, как фонарь под коротким замыканием.

– Ну что, увидел?

– И… как его снять? – Дамир беспомощно провел руками там, где проползал маленький змей, и пальцы прошли сквозь казавшееся абсолютно материальным тело.

– Ну вот это тебе и предстоит выяснить. Для начала. Я при жизни этого не смог, хоть и хотел, а сейчас… Оно мне уже и не нужно. И я змеям уже не нужен. – Мукагали посмотрел куда-то вдаль. – В общем, пока я вряд ли могу тебе помочь еще чем-то. Иди. Думай. Если что-то надумаешь – приходи. Если испугаешься – уезжай. Обычная жизнь, спящая кровь. Твой выбор. – Мукагали пристально посмотрел на Дамира. – И не ищи Великого Учителя, который возьмет тебя за ручку и обучит. Баксы должен сам пройти свой путь.

– Понятно. – Дамир встал, пошатываясь. Несуществующий коньяк в голове шумел, не давая сосредоточиться на нужных вопросах. – Скажите хотя бы, что делают эти змеи? Кто они?

– Это – конец света. Способ превратить бытие в бессмысленность. Поэтому я и сижу тут с тобой – мне это тоже не нравится. Но иди лучше уже к себе и разбирайся. Либо ты разберешься, либо… ну, будешь как он. – Мукагали махнул рукой в сторону бармена.

Дамир посмотрел… и ужаснулся. Только теперь, зрением, двоящимся от опьянения, он заметил, что телефон бармена мигал болезненным синим цветом, а парень – совсем молодой еще – сидел на стуле, и его окружала своими кольцами с ног до головы огромная тварь, напоминающая удава. Тот слабый огонек, который Дамир заметил в собственной груди, у бармена уже отсутствовал, внутри вместо него был словно черный обугленный скелет, а сам парень был оплетен каким-то дымчатым коконом, который и помогал еще держаться видимости человеческого существа.

– Ну да. Он сам себя скормил этому змею. – Ответил Мукагали на невысказанный вопрос. – где-то это его выбор. Хотя, когда все человечество идет в одну и ту же бездну, очень трудно остановиться. Смотришь на других и веришь, что все идет, как надо. И вот уже даже молодому баксы надо объяснять, что у него есть своя змея…

– То есть все мы… – у Дамира не было сил договорить до конца свою мысль.

– Естественно. А ты что думаешь, конец света – это трубы, всадники и прочее? Ты веришь христианским сказкам? Нет, это вот так. В покое, сытости, с интернетом, с желанием сделать все попроще, не напрягаться, не страдать… Он и не страдает теперь. – Мукагали сделал неопределенный жест рукой, не то пренебрежительный, не то безнадежный. – И под бок к Большому Змею приперся не герой, не Коркыт-Ата1, а глупый шала-казах, иностранный верблюжонок…

Мукагали замолк и жадно отхлебнул из стакана. Дамир тоже сидел молча, пытаясь осознать увиденное.