Дамир, совсем растерявшись и разозлившись, отступил. У него было ощущение, что то ли весь мир, то ли он сам сходит с ума.

Конференция уже начиналась, Айсултан вышел к микрофону, а Дамир постарался раствориться на дальних стульях вместе с телеоператорами. Постепенно он успокаивался, понимая, что, скорее всего, его просто разыграли; он по опыту знал, что среди поэтов нередко возникает дурная, какая-то совсем детская вражда, и, похоже, что-то такое было и между этими двумя, а он попал между жерновами. Захотелось ночью найти этого Мукагали и сказать, насколько некрасиво тот поступил.

Между тем время шло, прошел перерыв на обед. Дамир почувствовал, что сильно проголодался, и вся эта неприятная ситуация как-то отступила на второй план по сравнению с румяными, похожие на маленькие желтые солнца баурсаками и мясными закусками. Дальше конференция пошла уже своим чередом, и до закрытия первого дня Дамир полностью успел прийти в себя. Оставалось каких-то полчаса, и можно будет выйти, пройтись по городу, выкинув все это из головы.

Айсултан вышел к микрофону, чтобы произнести заключительное слово по итогам первого дня. Дамир заметил, что он гораздо бледнее, чем утром, а на лбу стала заметна испарина; видимо, пожилому и тучному человеку было нелегко выдержать весь день в президиуме. Он тяжело оперся рукой на кафедру и вдруг схватился за левое плечо; глаза его расширились, и Айсултан стал оседать на пол. К нему тут же подбежала какая-то женщина, раздались крики «вызовите скорую!», зал зашумел и по нему пошли волны обычной в таких случаях неразберихи. Кто-то схватил воду, кто-то бросился в холл искать дефибриллятор, какая-то дама в изящном и слишком вычурном платье прижимала капризно руки к губам, громко повторяя «кошмар, кошмар» и явно втайне наслаждаясь водоворотом эмоций…

А Дамира вдруг осенило. Забившись в угол, он выхватил мобильник из кармана и дрожащей рукой набрал в поиске «Мукагали», надеясь, что, если это действительно редкое имя, оно сработает. И действительно, на первой же обнаруженной странице оказалось фото его ночного собеседника – не узнать его было невозможно – и годы жизни: 1931—1976. И Дамир почувствовал, что мир превратился в хохочущую бездну…

IV

Скорая появилась довольно быстро и увезла главного редактора «Шабыт сөздерi» – как говорили, еще живого, хотя и без сознания. Участники конференции потерянно разбредались по номерам, в фойе слышались взбудораженные шепотки, куда-то звонили приглашенные репортеры; наверно, Дамиру положено было бы тоже суетиться, разбираться и стараться замять это жутковатое происшествие, но у него не было сил. Он ушел в свой номер и обессиленно рухнул на кровать. Слишком много всего навалилось сразу.

Он пытался объяснить себе все это. Предположим, он сходит с ума и все это было галлюцинацией. Но откуда он угадал, кто такой Мукагали, угадал его внешность? Откуда узнал, что он поэт? Увы, он не был специалистом в казахской поэзии – просто сопровождал делегацию. Может быть, где-то при подготовке сборников и материалов ему просто попалось это имя и вот теперь было выдано на-гора больным подсознанием? Может, это просто сон? Он распахнул окно номера, и ломкий зимний ветер ворвался в темную комнату вместе с мелкими снежинками. Внизу горели фонари и новогодние украшения – все-таки вторая половина декабря. А поверх этих украшений, медленно извиваясь, мутно отражая медными кольцами уличные огни, плыл в воздухе огромный рогатый змей, который, казалось, стал еще больше со вчерашнего дня. Видение было абсолютно отчетливым; Дамир видел каждую чешуйку, хищный оскал огромной пасти, вертикальные зрачки немигающих глаз… Змей этот медленно повернул голову к ошеломленному Дамиру, и ему показалось, что на морде отразилось что-то вроде усмешки. «Шшшелезо…. Шшшелезо…. Сссллабость…» послышалось в зимнем воздухе. Змей медленно проплыл на уровне третьего этажа и скрылся за поворотом, напоследок махнув огромным хвостом, от чего фонари на улице замигали. Маленькие человечки внизу, до этого не обращавшие никакого внимания на происходящее, удивленно переглянулись – но через секунду так же заспешили по своим делам, и Дамир окончательно понял, что возвращения в привычный мир уже не будет.