Даже если его увезут в психбольницу и вылечат – это не успокоит его, потому что он никогда не узнает, что это было. Безумен ли он или, наоборот, видит что-то, недоступное другим – он должен понять все это до конца, разгадать всю механику возникшего бреда, чтобы можно было опять жить без вот этого ужаса в груди, без ощущения бесконечного падения в неизвестность. И, захлопнув окно и стиснув зубы, чтобы унять некстати возникшую дрожь (как он не любил в себе эту слабость и робость, эту прозрачную для всех печать робкого интеллигентного мальчика из хорошей семьи на лбу!) он понял, что он будет делать: близилась ночь, и ему предстоял обстоятельный разговор с покойным Мукагали.

Дамир спустился в бар с уже каким-то странным спокойствием. Обычная его стеснительность теперь казалась мелкой, как стены детского песочного замка перед прибоем; ничего уже не имело значения, мир был безумен, и он сам был безумен в этом мире.

Мукагали сидел на том же месте, сгорбившись, и перед ним стояла все та же бутылка «Белого аиста». Дамир отметил про себя, что жидкости в ней не убавилось ни на каплю, но теперь его это не удивляло.

– Вы увиделись с Айсултаном? – спросил юноша вместо приветствия.

– Да. Увиделись и он ушел дальше. Стихов в его сердце все равно уже нет, так что скучать не буду. – Мукагали смотрел на Дамира изучающе. – А ты не хочешь спросить… Как все это получается?

– Хочу, но на этот вопрос Вы и так мне ответите, иначе не позвали бы. – Дамир действительно понял, что есть ответы, которые уже сложились для него, что река неведомого мира подхватила его и несет, как щепку, по известному ей одной пути.

– Да. Раз уж мы встретились. Тут все просто: ты баксы. Иными словами, видящий, шаман, просто дурной и ничего не знающий. Наши баксы видят своих мертвых и духов степи. Ты не чувствуешь степь, потому что ты ее не понимаешь, и из-за этого ты слаб, как котенок. Зато она не заслоняет тебе кое-что другое. Тебе не надо камлать, чтобы видеть, точнее, за тебя камлает Небо.

– А почему это происходит именно со мной?

– С кем-то же должно. – Мукагали усмехнулся. – Или ты думаешь, что ты избранный? Нет, не тянешь ты на героя, который победит Змея. В тебе от железа – одно название… Но, видимо, хоть так. Кто-то должен противостоять Ему во время очередного конца света… Наверняка есть кто-то еще, кроме тебя. Надеюсь…

– Конец света?

– У вас есть этот проклятый интернет. Посмотри сам. «Легенда о Нур-Толе». Я не хочу тебе рассказывать сказки. Знаешь, когда я впервые тебя увидел, я думал, ты пусть не знаешь точно, но… проникаешь в суть вещей больше. А оказалось, что на самом деле ты еще дитя во взрослом теле. Учиться и учиться. Я и правда не знаю, почему именно ты…

– Но что мне надо сделать?

– Ну, это не мертвый поэт тебе должен объяснять. – Мукагали плеснул себе коньяка в опустевший бокал. – А знаешь что? Может быть, алкоголь тебе развяжет мозги. Ты ж видишь все, только не хочешь это понять. Давай я тебе плесну своего…

Он бесцеремонно взял второй бокал у бармена со стойки (тот все так же продолжал завороженно смотреть в экран телефона, и Дамиру показалось, что и клип, который он смотрел, был тот же самый, что и вчерашним вечером) и налил из бутылки и Дамиру. Дамир удивленно посмотрел на свой бокал: тот был абсолютно пуст.

– Пей!

– Но у меня в бокале ничего нет.

– Мусульманские суфии пили, и ты сможешь. Ты вчера от минералки едва на ногах стоял, а тут… Я уже больше сорока лет пью из этой бутылки и пьянею. Ты что думаешь, главное в Истине – это вода и градус?

Дамир поднес к губам пустой бокал, и голова тут же зашумела. Это было странное состояние, стало вдруг очень легко и все понятно, но что именно было понятно – он не знал. Ему показалось, что вот сейчас он предложит гениальное решение для всех проблем.