Рояль пролетел три этажа, упал на тротуар и разлетелся на щепки. К счастью, в тот момент под окном никто не проходил.

Росси боялся, что он будет следующим в очереди на выброс из окна. Но Дики Ньюэлл лишь сказал: «Спасибо за сотрудничество, Дэн», и ликующий отряд ретировался.

Спустя несколько секунд вокруг искалеченного инструмента собралась толпа. Дэнни появился первым, и его реакция была такой, словно умер кто-то из его родных.

(«Боже, – рассказывал потом Ньюэлл, – в жизни не видел, чтобы парень так убивался из-за куска деревяшки!»)

Злоумышленников немедленно вызвали в кабинет старшего преподавателя, где доктор Портер пригрозил им исключением и приказал оплатить покупку нового инструмента, а также замену разбитого окна. Кроме того, им было сказано пойти и извиниться.

Но Росси все еще был в ярости. Он назвал их стадом диких животных, которые не заслуживают находиться в Гарварде. Поскольку там присутствовал доктор Портер, дебоширам волей-неволей пришлось согласиться. Уходя, весельчаки поклялись отомстить этому «мелкому итальянскому сопляку», из-за которого их так унизили.

Тем вечером за ужином Эндрю Элиот (который во время дневного столкновения грел скамейку на университетском футбольном матче) увидел, что Дэнни сидит один за столом в самом углу, печально ковыряя еду вилкой. Он подошел и сел напротив.

– Привет, Росси, слышал про твой рояль. Сочувствую.

Дэнни поднял голову.

– Кем они, черт возьми, себя возомнили? – вдруг взорвался он.

– Хочешь знать правду? – спросил Эндрю. – Они возомнили себя гениями софистики. Но в действительности они лишь шайка пустоголовых богачей, которые даже не попали бы сюда, не отправь их родители в дорогую частную школу. Рядом с такими, как ты, они чувствуют себя неуверенно.

– Такими, как я?

– Да, Росси. Это место как раз для таких, как ты. У тебя есть то, чего нельзя купить, и это чертовски их раздражает. Они завидуют, потому что у тебя есть настоящий талант.

Дэнни молчал. Потом он взглянул на Эндрю и тихо ответил:

– Знаешь, Элиот, ты и правда отличный парень.

Тед никак не мог сосредоточиться на Елене Троянской. И дело не в том, что комментарии профессора Уитмана по поводу описания ее внешности в Песни третьей не были интересными. Нет, были, но Теда отвлекало нечто более великолепное, чем лицо женщины, отправившей в путь тысячи кораблей.

Уже больше года он смотрел на эту девушку. Прошлой осенью они оба начали ходить на занятия по древнегреческому, и Тед все еще помнил, как первый раз увидел ее: лучи утреннего солнца проникали внутрь Сэвер-холла, мягко освещая ее янтарного цвета волосы и изящные черты лица. Будто образ, вырезанный на камее из слоновой кости. Ее платье, скромное и со вкусом подобранное, напомнило ему описание нимфы в оде Гомера «simplex munditiis»: «элегантная простота».

Он ясно помнил тот день, когда он впервые заметил Сару Харрисон. Это случилось тринадцать месяцев назад. Профессор Стюарт попросил кого-нибудь проспрягать глагол paideuo в имперфекте и первом аористе[48], и она подняла руку. Девушка застенчиво устроилась у окна на самом последнем ряду, в отличие от Теда, который всегда сидел в центре первого ряда. И хотя Сара отвечала, голос ее был так тих, что Стюарт вежливо попросил ее говорить громче. Именно в этот момент Тед Ламброс обернулся и увидел ее.

После того занятия он пересел на крайнее правое место в первом ряду, чтобы можно было одновременно смотреть на Сару и оставаться в центре внимания преподавателя, зарабатывая дополнительные баллы. Дома у него был экземпляр «Списка студентов Рэдклиффа», и периодически он позволял себе доставать его и украдкой смотреть на ее фото – словно пьяница, тайком присасывающийся к бутылке. Тед выучил наизусть ту скудную информацию, которая сопровождала фотографию. Сара была из Гринвича, штат Коннектикут. Окончила школу мисс Портер