– Так, а сколько эта врезка весит? – Нобиле прервал рассуждения.

– Сейчас скажу… – Трояни достал из внутреннего кармана пиджака блокнот, – добавочная часть – девяносто килограмм. Таким образом, чистая подъёмная сила увеличится на триста шестьдесят килограмм.

– М–да, вот с чего начали работу в России, – Нобиле поморщился, стал расхаживать по кабинету, – даже эту малютку на тысячу семьсот кубометров не смогли нормально сделать.

– Договаривались же, первый проект не доверять молодёжи, – Трояни хмыкнул, – пусть бы копию нашей итальянской малютки сделали, а потом уж и…

– А когда же им начинать учиться? Для этого и учебный дирижабль. Ты сам же видел, они ж, как волки, всё им дай… энтузиасты… «хотим уменьшенную копия типового магистрального, который следующим будет… вы, в своём капитализме на новые методы работы не способны», – Нобиле напомнил с каким упорством молодёжь рвалась к самостоятельности.

– Вот и получается, спроектировали какого–то уродца. Хорошие из нас учителя, – Трояни хмыкал и гладил тыльную сторону ладони, – я привык добросовестно к работе относиться, а когда во все стороны раздирают…

Трояни смотрел на молчавшего Нобиле.

– Это же дети, мечтатели. Они верят в пророчество Циолковского о плывущих в небесах, выше птиц, громадных дирижаблях объёмом в миллион кубометров, перевозящих тысячи пассажиров и сотни тонн груза. Они, как наяву, видят эскадру, на которую страна собирает по копейкам деньги, да не одну, две, три, десять эскадр, рассылающих свои краснозвёздные корабли во все концы страны и в другие края, к иным континентам и полюсам. Они верят в это, даже тогда, когда видят, что всё получается вдвое медленнее, в пять раз дороже, а большая часть задуманного не получается совсем.

Нобиле не реагировал на пылкую речь Трояни.

– Ладно, хорошо, – Трояни слегка хлопнул ладонью по своей коленке, – ты – технический руководитель Дирижаблестроя, я у тебя в подчинении. Командуй! Не забудь, у меня контракт только на три года.

Но Нобиле уже толком и не слушал Трояни, про себя формировал решение: при проектировании первого дирижабля на восемнадцать тысяч пятьсот кубометров по минимуму отступать от конструкции своего N–1.

5

– Всего лишь шестьдесят копеек? Может быть, целых шестьдесят копеек? Да на них я могу купить… – юркий человечек запнулся, что–то промычал себе под нос и продолжил уже вслух, – …а не какую–то цветастую бумажку. Я и так сверхурочно работаю… уж отдаю себя делу поболе некоторых… – бросил недовольный взгляд на стопу цветных плакатов.

С верхнего плаката надвигались потоки пузатых дирижаблей с призывом к их строительству. Плакат сообщал «Не отдельные дирижабли, а целая Ленинская эскадра дирижаблей, – вот что нужно СССР». Огромный нос дирижабля «Ленин», с большой красной звездой, упирался в слово «построим» и немного придавливал лозунг «Осоавиахим – опора мирного труда и обороны СССР». В глаза бросался, так некстати поставленный в левом верхнем углу, ценник «Цена 60 коп.»

Настя, распространяющая плакаты, не смутилась от возгласов юркого человечка, лишь пожала плечами:

– Ну, не хотите, товарищ Купавин, не покупайте!

– Да нет уж, теперь со свету сживут. Что я не за флот, что ли? – юркий протянул рублёвую купюру.

Харабковский посмотрел на юркого, подумал: «Вовремя же Настя его фамилию напомнила» и сказал:

– Вот ты какой… Купавин… без комментариев не обходишься.

– Герц Беркович, я не то чтобы, но… – Купавин заискивающе смотрел на Харабковского, – не то чтобы… – хотел что–то ещё сказать, но слова как–то замялись и испарились, не успев оформиться в звук.

Харабковский всё равно уже не слушал. Большую комнату конструкторского бюро заполняли молодые инженеры из других помещений. Не всем хватило стульев, стояли между рядами чертёжных досок, переговариваясь.