Облака на коне Всеволод Шахов

1

Едва заметная лыжня постепенно укреплялась. По ходу движения в неё вливались ответвления, и теперь, хотя она утрамбовалась и расширилась, стало труднее удерживать направление – снежные гребешки колеи разрушились.

Николай уверенно, почти без усилий, отталкивался палками, и неспешно выстраивал порядок важности дел на сегодня. Дел было немного: посетить занятия по пилотированию, посмотреть чертежи компоновки приборной доски проектируемого дирижабля, переговорить с конструкторами и… наконец, сходить уже с Леной в кино.

Гарканье ворон вернуло в действительность. Николай выкатил из леса и заскользил вдоль деревянного забора в человеческий рост, наполовину засыпанного снегом. В этом дальнем уголке огороженной территории Николай бывал не часто. Оставшиеся с осени пни, после валки леса, теперь были скрыты под сугробами. Белоснежная гладь рукотворного поля простиралась на несколько километров, до недостроенных одноэтажных мастерских.

Лыжи задорно шелестели по зернистому снегу. Впереди показались две высокие колонны в форме четырёхгранных призм, сколоченных из деревянных щитов. Колонны добросовестно удерживали хлипкие ворота, над которыми висел кумачовый транспарант. Большие буквы, на самом верху, аббревиатурой «ГУГВФ», прятали длинное название организации. Слева, буквами поменьше, слово «Верфь» непосвящённым может даже на что–то и намекало, а едва уместившееся справа слово «Порт» может что–то и проясняло, но только непосвящённые были здесь редкими гостями. Тем не менее, около ворот, украшенных угрожающей надписью «На территории не курить!», маялся озиравшийся по сторонам охранник, прятавший в кулаке самокрутку.

Засмотревшись, Николай едва не прозевал собаку. Та вальяжно двигалась по лыжне, игнорируя протоптанную рядом тропинку. Старательно перебирая коротенькими лапами, она грудью задевала центральный гребень лыжни. Переваливаясь из стороны в сторону, шла навстречу Николаю. Но услышав шуршание лыж, остановилась, подняла вытянутую морду, покрытую коричневой плотной шерстью. Потянула носом, вероятно, стараясь различить запахи со стороны Николая. Чёрные пуговички настороженных глаз ожидали скорого сближения. Николай оценил безопасное расстояние и несильно оттолкнулся.

Петли ворот скрипнули, послышался окрик:

– Титина, ну… чего застыла? Отойди в сторону!

Собака не реагировала, наблюдала за свободным скольжением лыж.

– Да отойди же! – из ворот вышла невысокая пожилая женщина, добродушно посмотрела на собаку. – Ведь переедут тебя! – Но собака, вместо того, чтобы сойти с лыжни, развернулась и побежала по ней в обратную от Николая сторону. Её широко разнесённые пары лап чётко попадали на утрамбованные участки колеи.

– Куда ты помчалась? Ну, давай, зайцем ещё побудь! – женщина, на удивление шустрая для своих лет, радуясь, оглянулась и перешла на иностранный язык.

В воротах показались двое. Один, стройный, облачённый в кожаное пальто с большим белым меховым воротником, прокричал в сторону собаки безуспешное «Титина, Титина!» и, уже обращаясь к женщине, продолжил что–то говорить на иностранном языке. В голове Николая мгновенно пронеслось: «Да это же… это Умберто Нобиле! Точно, он! Фуражка ненашенская, вон с каким гербом…»

Во втором человеке Николай узнал начальника Дирижаблестроя Фельдмана. Обрадовался, быстро вышел из лыжни, переступая по сугробам, наскоро выдернул руку из рукавицы.

– Здравствуйте! – протянул руку итальянцу. – Товарищ Нобиле! – произнёс и, не получив ответной реакции, сконфузился. Подумал, уместно ли применил слово «товарищ» к иностранцу.

Фельдман недовольно посмотрел на Николая, кивнул женщине, заговорил:

– Синьор Нобиле, познакомьтесь, это наш пилот Николай Гудованцев, помощник командира на «Смольном», скоро командиром назначим, вот какой деятельный, сразу лезет знакомиться.

Нобиле закивал, повторил вслух слово «командир». Женщина стала переводить на итальянский. Нобиле стянул тонкую кожаную перчатку и только теперь пожал руку Николаю.

Женщина заполнила паузу, представившись Николаю: – Мария Андреевна – секретарь синьора Нобиле.

Николай слегка дёрнул подбородком вниз, мол, понял.

Нобиле заговорил. Мария Андреевна выслушала, ответила ему и, уже на русском, сообщила, переключая взгляд то на Фельдмана, то на Николая:

– Синьор Нобиле спрашивает, что такое «Смольный» и почему так дирижабль называется?

– Удивительные люди! Как почему? Потому что, это важный символ нашей революции и он должен быть увековечен… там Ленин работал, Да, и именем Ленина будет называться новая эскадра! – Фельдман выпалил не раздумывая.

Мария Андреевна снова заговорила на итальянском. Фельдман восторженно наблюдал за Нобиле, мелко кивая в такт каждому иностранному слову.

Нобиле махнул рукой, проворчал.

– Что? – Фельдман насторожился. Мария Андреевна успокоила: – Всё нормально! – И мельком спросила Николая:

– Как вам понравилась Титина?

– Я её раньше только на фотографии видел… в газете… знаменитая собака, во всех экспедициях с синьором побывала, – Николай, с восхищением, смотрел на Нобиле.

– Порода – фокстерьер! – проявил осведомлённость Фельдман, попутно хмыкнул в сторону: – Ну, Гудованцев, ну шустёр! – сделал знак рукой, чтобы Мария Андреевна не переводила.

– Давно на малых дирижаблях летаете? – Нобиле поинтересовался.

– С тридцатого года, как «Комсомолку» построили.

Мария Андреевна улыбнулась, не стала упоминать для Нобиле «Комсомолку», но он вдруг по слогам проговорил: «Ком–сом–ммо–ль–ка» и уставился на Марию Андреевну, округлив и без того большие глаза.

– Ну да, – Николай оживился, – «Комсомольская правда» – наш первый учебный корабль!

Мария Андреевна начала объяснять. Нобиле вроде удовлетворился ответом, пояснил:

– Я привык, все ваши корабли с буквы «Вэ» начинаются. Это, наверное, очень маленький… – внезапно стал серьёзным, – с малого – большие дела. Скоро первые, настоящие пойдут. Готовьтесь!

Мария Андреевна переводила. Николай кивнул.

Фельдман почувствовав табачный дым, резко обернулся в сторону охранника и рыкнул.

– Ты почему тут куришь?

Охранник, от неожиданности, суетливо затоптал сапогом самокрутку, стал оправдываться: «Так я ж за территорией!», но Фельдман уже переключился обратно на Нобиле, услужливо заговорил:

– Давайте продолжим обход. Пойдёмте на производство. Новое помещение для баллонного цеха построили. Готовимся к сдаче.

Николай встал в лыжню. За пару отталкиваний ногами набрал скорость. Титина бросилась скакать по лыжне, приободряя Николая. Метров через пятьдесят, лыжня пересекла тропинку, собака остановилась, вздохнула и нехотя перешла на неё. Николай поскользил дальше. Сзади слышался голос Нобиле: «Титина, Титина!». Николай обернулся. Титина обречённо брела в сторону хозяина.

И тут, как вспышка, из памяти выскочило: «Постой, постой… – Николай даже остановился, – Ленка же как–то рассказывала, песенка такая французская есть… Титина.. ну, точно… называется "Я ищу Титину". Ещё говорила, что это сокращение имени, то ли Мартина, то ли Кристина, точно–точно…»

Николай попытался насвистеть мотив.

Ближе к посёлку Дирижаблестроя лыжня постепенно превратилась в ледянистую тропинку, отчего стало трудно удерживать направление. Наконец, перед двухэтажными щитовыми домами Николай остановился.

Детвора неаккуратными снежками налепила на стене: «1933 го». Последнюю букву соскребал рукавом мальчишка в будёновке, приговаривая: «Неправильно… не так пишется… буква "д" не с крючочками, а с крендельком должна быть». Он налепил на стену большой комок снега. Пришлёпал ладошками и неловкими движениями соскрёб лишнее. Кренделёк удался. Николай крикнул детворе «С Новым годом!». Те, вразнобой, со всех сторон, защебетали: «С Новым годом, дядя Николай!»

Николай засмеялся, наклонился, стал снимать лыжи.

– Ты сегодня в хорошем настроении… а это редкость страшная! – Николай узнал насмешливый голос Дёмина, хотел придумать язвительный ответ, но на ум ничего не приходило.

– Серёжка! – Николай разогнулся, резко повернулся – рядом с Дёминым стоял Паньков. Пожал обоим руки, похвастался: – А я только что Умберто Нобиле встретил.

– Тоже невидаль! – Дёмин горделиво расправил широкие плечи, – он к нам в «пилотскую» заходил, пока ты на лыжах где–то мотался. Вопросы ему задавали… Он, конечно, глыба мирового масштаба!

– Ну, я тоже с ним поговорил. Собачку его подразнил. Кстати, послушай! – Николай стал насвистывать уже прилипшую к языку мелодию. – Что за мотив? – лукаво прищурился.

– Ха! Нашёл чем удивить, – Дёмин даже крякнул, – это ж сейчас самая популярная песенка «С одесского кичмана», Утёсов поёт.

– Эх ты! – Николай хлопнул Дёмина ладонью по плечу. – Это французская песенка «Я ищу Титину». А Титина – это собака породы фокстерьер, а хозяин у неё – Нобиле.

– Чего? – Дёмин вылупил глаза.

– Ещё скажи, что в её честь песенку сочинили, – Паньков засмеялся.

– Ну, не знаю в честь неё ли… – Николай взял в охапку лыжи и палки, показывая, что собирается входить в дом.

– Ладно, вечером встретимся на занятиях, – Дёмин махнул рукой, мол, иди, – и это… «Ноченьку» у тебя лучше получается свистеть.

Николай высунул голову из–за подъездной двери:

– Ну, это да, моя любимая.

2

Маленькая печка–«буржуйка» едва поддерживала в небольшой комнатёнке температуру чуть выше десяти градусов. Если и удавалось согреться, то только облачившись в ватную телогрейку и воткнув ноги в безразмерные валенки. Три девушки, тем не менее, сидели без шапок. Руки, как им ни хотелось, никак нельзя было упрятать в тепло, пальцы, державшие рейсфедер, выполняли скрупулёзную работу – усердно наносили линии на прозрачный пергамент, наложенный поверх чертежа.