– Как думаете, девчата, построим?

Те подняли глаза, заулыбались:

– Построим, обязательно построим!

Только Борис вышел, из комнаты, как услышал топот ног по шаткой деревянной лестнице и узнал голос Катанского:

– Спускайтесь все вниз. Там столы чертёжные привезли, инструменты всякие… которые Нобиле в Германии заказал.

Желающих поучаствовать на такелажных работах оказалось предостаточно – молодёжь резво неслась вниз. Борису пришлось перепрыгивать через ступеньки, чтобы не создавать затор. Благо всего два этажа.

Телегу, нагруженную доверху, уже окружила гурьба молодых конструкторов. Каждый осматривал большие ящики, пытаясь читать надписи на немецком языке. Мелом стояли пометки по–русски: «Москва, Дирижаблестрой» и множество непонятно что значащих цифр.

Харабковский выбежал в гимнастёрке, застёгнутой на все пуговицы. Подскочил к вознице и потыкал перед ним важной бумагой с печатью:

– Вот, смотри, по номерам ящиков… эти сюда… вот, читай! Переведеновский переулок – это нам! А это – в аэростатическую лабораторию – на другой конец города, а вот тот ящик, так вообще, в Долгопрудную.

Харабковский одновременно махнул рукой, чтобы ребята выгружали указанные им ящики, сам же бурчал: «И какой дурак в одну телегу всё нагрузил…»

Возница ошарашенно хлопал глазами, поглубже натягивая шапку–треух, недовольно высказывал:

– Ну и организация этот ваш Дирижаблестрой… по всей Москве… по каким–то сараям…

Слово «сарай» побудило Бориса посмотреть на покосившееся деревянное здание, куда заносили ящики. Строение, в котором они обитали, нелепо выдвинулось из ряда низких домов вдоль небольшого переулка. Подумал, что с этого ракурса никогда и не смотрел: «Действительно, вот так хижина! И как здесь весь технический отдел умещается?» Строение пугало боковой стеной, готовой отсоединиться от дома и рухнуть. Огромный слой намёрзшего льда на откосах, подпиравших стену, усугублял картину.

Но ребята, не замечавшие этого, азартно расхватали ящики, распределившись по четвёркам. Лихо затаскивали долгожданное добро в комнату на первом этаже. Казалось, в движение пришло и здание, – дало о себе знать, – лёд со стены, с грохотом, осыпался. На секунду все, кто был на улице, замерли, но осознав, что опасности для них нет, снова принялись за дело.

– Ну, а ты, Борис, чего стоишь? Всегда не спешишь участвовать, давай этот ящик перетащим! Это мне! – Харабковский ткнул пальцем на небольшой ящик. Борис прочитал немецкие слова. Встретил и знакомое слово – «Шрайбмашин».

3

Алые пятна крови на свежевыпавшем снеге красочно показывали куда следует идти, и Оппман, точно собака–ищейка, сделав нужные повороты на ветвящихся тропинках, подошёл к стройке, где заканчивали второй этаж насыпного двухэтажного дома.

Трое мальчишек крутились около бочек с цементом.

– Ребята, вы не знаете, что произошло в магазине? – Оппман вроде и обратился ко всем сразу, но смотрел только на одного – долговязого парня лет двенадцати. Ребята оживились, довольные, что им дали право на рассказ.

– Это… дядя Сергей как пошёл на дядю Матвея, руки выставил, кричит: «Режь!».. и идёт, и идёт, – щупленький белобрыс не дал долговязому открыть рот, задыхаясь, пытался быстро всё рассказать. Оппман понял, что толку от него не будет и кивнул долговязому. Тот дал дотараторить белобрысу и начал излагать свою версию:

– Дядя Матвей пьяный уже три дня… бродит… в магазин за водкой пошёл, а тут дядя Сергей с двумя друзьями дорогу ему преградили. Дядя Сергей говорит: «Завтра понедельник, работа очень важная, не поспеваем, без тебя никак». А дядя Матвей и слушать не хочет, идёт напролом, кричит: «Да пошли вы со своим дирижаблем… Я там сутки напролёт всю неделю валындался…» Дядя Сергей говорит: «Ну, пожалуйста, там работы на два дня и сдадим расчалки». Дядя Матвей – ни в какую: «Всё, баста! Буду пить ещё два дня. Так и скажи итальяшке этому… Мансервиджи этому, а то ишь начальником цеха его поставили… командовать тут будет…» И прёт к прилавку, очередь расталкивает… к продавщице: «Дай водки!», суёт деньги. Продавщица не возражает, – даёт, – боится такого огромного. Говорили, что дядя Матвей, если злой, то и покалечить может. Очередь притихла. А дядя Сергей с теми двумя начали дядю Матвея крутить, а тот сопротивляется. Еле из магазина вытолкали. Потом дядя Матвей их раскидал и за бутылку – хвать! – из горла – половину. А дядя Сергей рассердился, долбанул того кулаком в челюсть и говорит: «Не человек ты, Матвей!» Дядя Матвей бутылку – хлоп! – о ручку двери – розочка в руке – и на дядю Сергея. Все расступились, а дядя Матвей как резанёт дядю Сергея по руке… и кровь.