Налог на кровь Доротея Джерард

Переводчик Светлана Владиславовна Станевич

© Доротея Джерард, 2025

© Светлана Владиславовна Станевич, перевод, 2025

ISBN 978-5-0067-2724-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Все имеющиеся силы Великобритании, европейские, индийские и египетские бригады, вспомогательные колониальные отряды, сопутствуемые воинственным рёвом публики, отправлены на арену конфликта; и никто из англичан не замечает или не хочет замечать, что ослабевший Лев уже напрягает мышцы из последних сил. Скоро никого не устрашит бессильное чудовище, поднявшее лапу с вырванными когтями, оскалившее беззубую пасть».

Нетерпеливым жестом Джеймс Миллар отбросил газету, с помощью которой надеялся развеять скуку долгого путешествия, и угрюмо уставился в окно.

Плоские поля и прямые дороги, да иногда деревушки, казавшиеся игрушечными в своей аккуратности, мелькали мимо со скоростью семидесяти миль в час. Снежный покров, тонкий как слой нанесённой краски, усиливал впечатление унылой опрятности. Опрятными казались и редкие фигурки, которых взгляд успевал выхватывать на однообразном фоне, – широкоплечие, неуклюжие рабочие, занятые какими-то зимними работами, – большие пышногрудые женщины, которые стоя на пороге своих домов, глядели вслед проносящемуся поезду, – опрятными и почти такими же безжизненными, как и окружающий симметричный пейзаж. Раз, замедлив ход у крупной станции, поезд миновал огромный огороженный участок, и пассажиры получили возможность полюбоваться, как несколько рот пехотинцев в великолепной немецкой униформе старательно выполняют команды, отчетливо разносившиеся в воздухе. При виде них лицо Джеймса Миллара потеряло угрюмое выражение и выразило острый интерес. Он быстро придвинулся к окну и не спускал глаз с солдат, пока они были различимы. Потом со вздохом отодвинулся.

– Нравятся наши пехотинцы? – спросил немец-попутчик, с которым Миллар ранее обменялся отрывочными замечаниями, и в тоне его явно сквозила гордость. – Скажите честно, приходилось ли вам видать что-либо подобное?

– Видал и получше, – ответил Миллар, его немецкий, хотя и не свободный от британского акцента, был вполне беглый. – Не их качество впечатлило меня.

– А что же?

– Количество, – неохотно сказал Миллар.

– Вы английский офицер?

– Если б я им был, меня бы здесь сейчас не было. К сожалению, я всего лишь, как у вас говорят, коммерсант, что не значит, что меня не интересует ничто другое.

(«Коммивояжёр? – подумал любопытный попутчик. – Однако его манеры слишком изысканны для этого»).

– И вы путешествуете по делам?

– Не путешествую. Я добираюсь до пункта своего назначения. Это в Маннштадте, если вы знаете, где это.

– А! И вы туда надолго?

– Мой контракт продлится год.

– Ах так!

Несмотря на любопытство, немец удовлетворился тем, что заметил:

– Полагаю, вы будете очень заняты весь этот год.

– Да, очень занят… и не только коммерцией.

Он снова взглянул в окно и его тон ясно дал понять, что разговор окончен. В то время как взгляд его скользил по пейзажу, мысли вернулись в привычное русло, от которого его ранее отвлёк вид солдат. Мысли эти не были вполне типичны для «всего лишь» коммерсанта.

Джеймс Миллар не впервые был в континентальной Европе. Благодаря деловым операциям отца, значительную часть детства он провёл в Германии и, по случайности, по соседству с казармой в гарнизонном городке. Неудивительно, что он сохранил на всю жизнь воспоминания о красивом обмундировании, блестящих саблях, стройных рядах, над которыми пели трубы и рокотали барабаны – глубокий, незабываемый образ вооружённой нации. Эти воспоминания хранились в его душе подспудно, пока обстоятельства не вызвали их вновь в полный рост. Все годы жизни в Англии он не мог избавиться от мысли, что его собственный народ проигрывает во всемирной гонке вооружений. К тому же, хотя и вынужден он был продолжить дело отца, его грызло чувство, что он был рождён для другого. Он был хороший бизнесмен, но, с детства ослеплённый воинственным блеском, он следил за малейшими преобразованиями в военном деле почти столь же ревностно, как и за развитием собственного бизнеса, и, бывало, спрашивал сам себя с сердечным волнением: «В правильном ли направлении мы идём? Не следует ли нам поучиться у других?»

В октябре 1899 года его постоянное беспокойство перешло в острую фазу. Его первое желание было отправиться в Южную Африку добровольцем. Однако он не мог рассчитывать ни на что выше звания рядового, а к этому он всё же не был готов, несмотря на весь свой патриотизм. Слишком свежи были в его памяти сцены казарменной жизни в Германии. Так он колебался некоторое время между энтузиазмом и опасениями, пока случай не решил дело. Некий немецкий фабрикант велосипедов, желая устроить своё дело на британский манер, предложил ему на год место директора своего предприятия. Поразмыслив, Миллар согласился. Условия были хорошие, но не они соблазнили его. За последние месяцы, поневоле задумавшись об английском вооружении, он нехотя пришел к выводу. На вопрос о том, не следует ли учиться у других, он, наконец, ответил себе «да». Но кто совершит великую реформу? Разве не может этим первопроходцем стать он сам? А силы на свершение придут в своё время, коль скоро уже пришла убеждённость в своей правоте.

Но, помимо решимости, необходимо знание, а где есть лучшая возможность получить его, как не в стране, которая par excellence – военная держава. Одного года жизни в Германии, если не тратить время зря, будет достаточно для того, чтобы постичь внутренний механизм и общую систему самой эффективной армии Европы. За это время можно успеть собрать множество доказательств того, что небольшая личная жертва, отказ от некоторой доли индивидуальной независимости принесут моральные и физические преимущества нации в целом. Вооружённый этим знанием, он вернётся, а деньги и настойчивость проложат ему дорогу в Парламент. Нация обратит к нему свой слух, и, не в силах опровергнуть его аргументацию, жестковыйные британцы вынуждены будут склониться и признать необходимость налога на кровь.

Такова была в общих чертах программа действий, которую Джеймс Миллар, с энтузиазмом своих двадцати девяти лет и упрямством британской натуры, начертил для себя. Об этом-то и размышлял он теперь, глядя из окна поезда, несшего его в Маннштадт.

Всё, что он успел увидеть и услышать на Континенте, лишь укрепляло его решимость. Даже хвастливый заголовок газетный статьи «Съёжившийся лев», которую он отбросил от себя с презрением, хоть и был слишком нелеп, чтоб относиться к нему серьёзно, ужалил его, и без того натянутые, нервы. Рядом лежали и другие газеты, но тон всех передовиц был такой же.

«Как же им неймётся! – подумал он. – Что ж, пусть ненавидят, главное уметь противостоять им!»

Тем же вечером, смыв с себя дорожную пыль, Миллар представился своему нанимателю, который оказался высоким, седовласым и благообразным. Его манера держаться отличалась некоторой, плохо скрытой, нервозностью, для которой, казалось, не было видимых причин.

Квартира, в которой герр Эльснер принял своего нового директора, также отличалась благопристойностью и очевидным благосостоянием. На всём, включая тяжеловесную мебель, простые, но дорогие обои, толстые, скромных расцветок, ковры, лежала печать богатства, умеряемого самоограничением.

Нескольких минут хватило Миллару для того, чтобы составить представление о человеке, с которым ему предстояло сотрудничать ближайшие двенадцать месяцев. Первое впечатление не было неприятным, хотя кое-что в поведении этого человека удивляло.

– Ваше путешествие было долгим, – начал герр Эльснер, любезно улыбаясь и вдруг резко снова становясь серьёзным. – Хотя, в наше время скоростей, кажется абсурдным так говорить. Долгие путешествия ушли в прошлое. Но, возможно, вы всё же устали? – встревожено спросил он и продолжил без перехода:

– Ах, да! Эта удивительная британская стойкость! Такая энергия! Поражает воображение! То есть, я хочу сказать, если всё в рамках закона.

Он откашлялся и невольно взглянул на газету, которую отложил при появлении гостя. Миллару вновь бросился в глаза уже знакомый хвастливый заголовок «Съёжившийся лев».

«Кажется, я понял его, – подумал Миллар после того, как светская беседа продлилась ещё несколько минут. – Он нерешителен, боится формулировать собственное мнение, тем более – отстаивать его. Эдакая чрезмерная предусмотрительность, следствие его привычки быть осторожным в делах. Поэтому он и нервничает. Но он всё-таки неплохой человек. Я ясно вижу, как его честная немецкая душа мечется между желанием приветствовать и ободрить меня в чужой мне стране и неприязнью к моей пиратской хищнической нации, по утверждению его любимой ежедневной газеты».

– Я жажду узнать ваше мнение о моём предприятии, – снова начал герр Эльснер, после того как некоторое время в молчании изучал свои отличные ботинки. – Если следовать стандартам, есть некоторые упущения. Но я прекрасно осознаю, что в этой отрасли мне есть чему у вас поучиться. – Он улыбнулся на этот раз вполне искренне, словно радуясь возможности сделать безопасный комплимент. – И чем скорее будут произведены изменения, тем лучше. Мы ожидаем несколько больших заказов, самый значительный – военный заказ.