Ах, суждено, чтоб ты узнала
Любовь и смерть в тринадцать лет.

Когда же смена закончилась и надо было разъезжаться по домам, чтобы готовиться к школе, она устроила настоящую истерику своим родителям, не желая расставаться с Веней. Вот уж поистине: «Facilius in amore finem impetres quam modum». Эта хрупкая, словно тончайшая тростиночка, девочка в прямом смысле по-звериному в него вцепилась своими миниатюрными ноготками и наотрез отказывалась отпускать то, что принадлежало ей, как она полагала, то, что так неожиданно пробило меткой амурной стрелой её трепетное сердце и пылало в её душе, пока родители не оторвали её и силой не увели, брыкающуюся и рыдающую (когда не [34]«una furtiva lagrima» увлажняет сухую почву сердечного глаза, но целый весенний разлив солёной реки) в лихорадочном исступленье, оставив руки Вени с глубоко расцарапанными ранками её первой невинной любви, которую она, [35]«очнувшись женщиной», радостно обрела, но лишь для того, чтобы тут же навсегда горько потерять. Он ничего не делал с людьми, он на них просто смотрел прямо и гордо подняв голову. Это были беспредельно-глубокие глаза неординарного, уверенного и невероятно умного человека. Уже в тринадцать лет.

А его речь? Это вообще было особенное качество. Им можно было пренебречь, его можно было не замечать, только пока он не открывал рот. В школьных и институтских компаниях он сидел всегда скромно в углу, у стенки, и оттуда спокойно наблюдал за происходящим. Никто его не видел в упор. Но вот наступал момент, когда требовалось его квалифицированное мнение. Он начинал говорить, его слово одушевляло предметы, спящих пробуждало, равнодушных одаривало интересом, атмосфера преображалась, происходила метаморфоза. Угол как-то сам собой расправлялся и становился подиумом. Из невидимки он превращался в центр Вселенной, его слушали отрыв рот, как проповедника на амвоне, как Мессию на горе. Это была правильная литературная речь умного, начитанного, образованного человека. При этом он говорил простыми и доходчивыми словами о самых сложных вещах. Он ни капли не разбирался в математике и почти в естественных науках, если не считать фундаментальные законы естествознания. На выпускных экзаменах в средней школе по физике он поверг в ужас учителей своим первым предложением ответа на билет: «Все тела состоят из кристаллов». Хорошо, что к тому времени они уже знали, с кем имеют дело, и понимали природу подобных изречений. Они ясно осознавали, что растёт личность, поскольку много слышали от коллег, как по многим другим предметам он заменял учителей, которые нередко садились на задней парте и вместе с одноклассниками заслушивались рассказами по программным темам, только много глубже и шире. Некоторые преподаватели, надо признать, в его присутствии откровенно побаивались вести уроки из-за их примитивности. Он уже в школе, благодаря начитанности и врождённой грамотности, великолепно знал русский язык и поправлял ошибки учителей, знал, конечно со скидкой на его невеликий возраст, прекрасно мировую и отечественную литературу, историю, географию, философию, почти в совершенстве владел немецким языком и читал в подлиннике многих известных немецкоязычных авторов: Гёте, Гейне, Шиллера, Лессинга, Гессе, Фрейда, Юнга. (В школе?! Откровенно говоря, верится с трудом, но есть живые свидетели, которые с этим сталкивались воочию.) Он находил их книги в букинистических магазинах иностранной литературы и просил родителей купить эти отнюдь не дешёвые издания. Такого мальчика в школе не было до и не было и не будет после.