В то же время его совсем нельзя было назвать гением, он им и не был вовсе, и никакой гипотезы Пуанкаре он не мог доказать, как бы ни старался просидеть штаны в попытках найти на антресолях мозга хоть какие-то запрятанные варианты, он так толком и не понял, например, принципа периодической системы гения Дмитрия Ивановича, но, несмотря на это, в нём однозначно таилось «семя идеала», присутствовала какая-то неугасимая искра Божья, искра гуманитарная, дар мыслителя. У него был невероятно пытливый и светлый ум от природы, помноженный на завидное с отрочества усердие, которое не позволяло бесцельно транжирить, как некоторые понапрасну тратят деньги, текущие дни. Он был Шерлоком Холмсом, но только наоборот. Его «чердак» вмещал не практические знания, необходимые для расследования преступлений, как у великого сыщика, а исключительно богатство гуманитарных наук, и они также хранились в полном порядке: каждое на своём месте. Обладая широчайшей эрудицией в избранной области знаний, он умел выстраивать логические цепочки и видеть задолго до конца, чем закончится дело. Это была логика – это не было предсказаниями туманного астролога или мистического экстрасенса.

Примерно так же обстояло дело и в институте. Как-то на лекции по новейшей истории Франции, курс которой был приглашён читать учёный с мировым именем, зашёл разговор о том, кто из кандидатов победит на предстоящих тогда президентских выборах.

– Готов поспорить с любым из вас на бутылку коньяка, что на выборах однозначно победит действующий президент Валери Жискар д’Эстен, – весьма уверенно, но довольно опрометчиво предложил пари лучший в стране специалист по Франции.

Веня – единственный из почти ста студентов в поточной аудитории – встал, к изумлению своих товарищей, а также, видимо, даже самоуверенного преподавателя, и сказал:

– Готов принять ваш вызов. Да, вы правы, лидер правоцентристов Валери Жискар д’Эстен победит, но только в первом туре, а во втором туре он проиграет, и победа достанется его сопернику, а именно представителю оппозиционной социалистической партии Франсуа Миттерану.

Следом он, обозначив сырые места в построении учёного, развернул минут на десять свиток очень логичных и обстоятельных аргументаций, заполнив собой окончание лекции. Студенты и профессор не проронили ни звука, когда он говорил.

Только в конце именитый учёный лишь непритязательно промолвил:

– Посмотрим, юноша, посмотрим. Как вас, кстати, зовут?

– Вениамин.

– А где вы возьмёте коньяк, Вениамин. Я люблю, к слову, «Наполеон» от Курвуазье.

– Посмотрим, профессор, посмотрим. Что касается меня, то коньяк не пью, но друзья, тут вот говорят, любят, поэтому будут рад любому.

На этом лекция и закончилась. А через два месяца, в мае, президентом по итогам голосования во втором туре стал, конечно же, Франсуа Миттеран. Барабанная дробь, литавры, восторг изумлённых… То, что на курсе случился шок, не сказать ровным счётом ничего, и это понятно, поскольку далеко не все знали об уникальных способностях тогдашнего Вени. Как мог какой-то студент третьего курса выиграть пари у маститого специалиста, который, как все знали, консультировал по французским вопросам снобистский МИД и самый умный в мире аппарат ЦК КПСС, да ещё на ристалище, где ему не было равных. Загудел курс, следом загудел институт, включая признанный профессорско-преподавательский состав. Особенно всех интересовал вопрос, как будет проигравший профессор отдавать долг и принимать экзамен у недоученного студента, не вставшего ещё практически на ноги, но заткнувшего за пояс своими знаниями этого самого преподавателя на его же профессионально-избранном поле. Итог разочаровал всех. Профессор отказался принимать в группе Вени экзамены в том смысле, что он на них просто не пришёл, сославшись, конечно же, как всегда бывает у успешных, на занятость, коньяк никакой марки не отдал и вообще, пока Веня учился, в институте не преподавал, по крайней мере, его там больше никто не видел. И это произошло при нескольких десятках свидетелей. Вот и ответ на психологическую проблему, возникающую у проигравших в интеллектуальном споре заведомых фаворитов: