Около трех она принялась обзванивать знакомых, и каждый раз ей казалось, что вот сейчас она сделает еще один звонок и все само собой разъяснится. Не исключено, что утром она была рассеянна и забыла, как дочь предупредила ее о своих планах на вторую половину дня. Она звонила на работу Стивену, оставила ему несколько сообщений, но муж редко перезванивал. Можно подумать, стоял в больнице за операционным столом, а не на обочине дороги с лопатой в руках. Впрочем, это, наверное, не его вина, рассудила Констанция, ища оправдание мужу. Возможно, ему просто не передают ее сообщения. Хотя какая разница? Скоро мама кого-нибудь из учеников – хозяйка большой фермы, богатая, имеющая мобильный телефон, – позвонит ей и скажет: «Помните, я говорила, что мы поедем в Роудс и Эстер возьмем с собой?»

Конденсат на бокалах испарялся, молоко теплело.

А что мы? Кто-то из нас вертелся под ногами у старшей сестры, собиравшейся в Город, в кинотеатр. Исходил завистью, потому что тоже хотел посмотреть «Авансцену»[11]. Кто-то умолял старшего брата дать покататься на его грязном велосипеде, клялся, что потом отмоет его дочиста. По возвращении домой мы первым делом прыгали прямо в школьной форме в бассейн с водой, такой же бело-голубой, как зубная паста «Колгейт». Мамы выскакивали из дома и кричали нам, что хлорка испортит одежду, а нам только это и надо было: мы надеялись, что форма растворится в хлорированной воде и нам больше не придется ходить в школу.

К тому времени, когда мы сели ужинать, Эстер домой так и не вернулась. Кто-то из нас ел спагетти болоньезе с маленькими грибочками, которые не любил, но не жаловался, ведь на столе лежал чесночный хлеб; он просто съедал спагетти, а грибочки оставлял кучкой на краю тарелки. Кто-то сидел в кухне китайского ресторана, который держали его родители, и с наслаждением уплетал вилкой свинину в кисло-сладком соусе – его любимое блюдо, хоть родители и пытались приучить сына есть то, что ели они, именно так, как ели сами – палочками. Кто-то разогревал в микроволновке заморозку фирмы «Маккейн» – самое вкусное блюдо: цыпленка пармиджано, – и был безумно счастлив, потому что его брату досталась пастушья запеканка. Кто-то снова мучил запеченного тунца с макаронами. Или довольствовался отварной куриной грудкой с салатом и толстыми ломтиками моркови, потому что мама была на диете. Когда разгрызал морковь, ощущение было такое, что голова раскалывается надвое и потом придется заново ее складывать, подбирая с кухонного пола обе ее половинки, челюсть и мякоть, которая ее заполняла.

Одна из мам, вернувшись за стол после разговора по телефону, сообщила:

– Дочку Бьянки похитили.

– Когда? Где? – спросил отец. Его тон подразумевал, что мама, должно быть, что-то напутала.

Мало кто из жителей Дертона в ту пору имел мобильные телефоны. У нас, детей, их точно не было. Имя Эстер никто не произнес – мы, по крайней мере, не слышали. Мы не так много видели фильмов и читали книг, потому не знали, что бывает с пропавшими девочками. Слово «похитили» мало о чем нам говорило.

– Кто? – спросили мы, но наши родители не ответили.

– Бедная ее мать, – промолвила мама.

Порой она так говорила о себе самой: «Хоть бы раз подумали о своей бедной матери!» – поэтому мы предположили, что эта девочка сделала что-то плохое.

Или мы сразу поняли, о чем вели речь родители, ведь мы смотрели передачи «Блюстители порядка». Правда, само преступление представляли так, как оно было бы воссоздано на телеэкране: человек в балаклаве; камера меняет ракурс, берет в объектив девочку, синее школьное платье. Потом – с более широкого угла съемки – показывает, как выглядело бы место происшествия издалека. Пыльная дорога. Высокие эвкалипты не входят в кадр.