Древний клад, или Избранная жертва Надежда Веселовская

Обычно Марина Кирилловна собиралась по утрам в школу как рыцарь, облекающийся в доспехи. А рыцарский костюм, известное дело, непрост. Как раз повторяли недавно с шестым классом: поверх стеганой ватной рубахи надевается металлическая кольчуга из тонких пружинок, потом тяжеленный панцирь и латы. На голову шлем с забралом. А обуться надо в сапоги мягкой кожи, которыми потом встают внутрь железных.

Вот в такую броню заковывала себя Марина Кирилловна, потому что учитель не может быть в школе самим собой. Точнее, самой собой, особенно если ты по натуре мечтательна и ранима. Для того, чтобы держать в руках нынешних подростков, нужна твердая воля, твердые нервы, твердые установки. И минимум эмоций – только тогда учитель становится для своих учеников гарантом стабильности в этом неустойчивом мире. Попробуй с ними сюсюкать – Сашенька, Машенька – и от тебя вмиг останутся рожки да ножки, причем безо всякой пользы для Сашеньки и для Машеньки. Невозмутимость, даже легкое внешнее пренебрежение к тем, кого учишь – вот девиз на рыцарском щите, которым прикрывается современный учитель.

Но подобный имидж должен базироваться на собственном превосходстве. И Марина Кирилловна держалась в школе так, словно у нее самой все в жизни прекрасно. Особенно тяжело это было в периоды, когда подкатывала волна женского разочарования. Вот ей уже сорок лет, а мечты так и остаются мечтами. И если смотреть правде в глаза, никогда уже не сбудутся. Но отринуть для себя мечты она все равно не могла, потому что тогда жизнь автоматически становилась серой пустыней. Можно входить в класс, заковав себя в рыцарскую броню, можно болтать с коллегами, притворяясь, что тебя беспокоят исключительно школьные проблемы, но нельзя лишить себя последнего утешения – мечты. Вот прошлым летом она привезла из Поморья костяное, покрытое узором кольцо, украшение и сувенир одновременно. И придумала, будто обручилась этим кольцом с русским севером. Так что потом началось… Весь прошлый год ее крутило, как белье в стиральной машине, среди абсолютно невероятных событиях, в которые никто из нормальных людей просто не поверит. И она сначала не верила, но увы…

Постепенно во всем этом сумбуре на первый план выдвинулась фигура врача-психиатра, к которому пришлось-таки обратиться. Говоря о других проблемах, она имела неосторожность (или счастье?) попутно признаться в своей безобидной выдумке с кольцом:

– Знаете, я ношу его как обручальное.

– С кем же вы обручились? – удивился психиатр.

Она пожала плечами: трудно сказать. Может быть, с русским севером, или с древним викингом, управляющим ладьей с головой змеи… такая картинка была в учебнике для шестого класса. Но уж точно не с мастером-дурачком, выточившим из кости это кольцо. Мастер был талантливый, несмотря на некоторую умственную отсталость, а может быть, как раз вследствие таковой. Мозг дело тонкое: в одном месте убыло, в другом прибыло – психиатры понимают это лучше чем кто-либо другой. Но испытывать к поморскому мастеру какие-нибудь особые чувства Марина не помышляла.

– Так кто же ваш жених? – продолжал допрашивать психиатр.

– Никто конкретно. Это просто выдумка такая, игра…

И вот эта-то самая игра и заставила психиатра потерять профессиональную невозмутимость. Не то чтобы он счел Марину абсолютно неадекватной, но именно в этот момент вспыхнула искра, из которой впоследствии возгорелось пламя. Уже через месяц, правда, насыщенный столь необычными событиями, что его можно было счесть столетием, психиатр снял с пальца Марины поморское кольцо из кости и надел вместо него гладенькое золотое. И сказал:

– Это обручальное.

– Вы хорошо подумали, Сергей Григорьевич? – задала тогда Марина трафаретный вопрос, выдающий в ней классическую учительницу.

– Плохо, Марина Кирилловна, – с нарочитым смирением склонил седую голову невысокий худощавый человек в белом халате. Однако прежде чем он потупил взгляд, из его глаз успели брызнуть светящиеся искры – такие, что в каждой, несомненно, потенциально заключалось пламя. – Я плохо подумал, точнее, я вообще не думал. Просто завалялось в кармане колечко…

– Я серьезно, Сергей Григорьевич!

– Ну, раз серьезно… Я не дурак, чтобы пройти мимо столь уникального феномена, каким являетесь вы. Скажите, у вас есть мобильный телефон?

– При чем тут?..

– И компьютером умеете пользоваться, не правда ли? В школе, конечно, без этого не обойтись…

– Я все-таки не пойму, куда вы клоните, – призналась Марина.

– Чтобы в наш век, когда люди идентифицируют свой мозг с техническими средствами, когда человек уже сам путается, где он, а где электроника… Когда игра, мечта, всякая тайная выдумка априори являются золотой крупицей, доступной лишь детям – да и то уже не всегда…

– Понятно! Вас удивляет, что дама бальзаковского возраста решила втиснуться в область розовых снов…

– Вот тут-то и есть самое оно! – воскликнул Сергей Григорьевич, не в силах больше сдерживать свое упоенье. – Ваша придумка – это такой гимн женственности, такая победа здравых сил в человеке! Сколько б лет ни прошло, как бы ни менялось человечество, Ева не может без Адама – и в первую очередь психологически, поскольку эта мечта об обрученье, а не о свадьбе… Так сказать, целомудренная мечта…

Марина застенчиво потупилась, и он быстро встряхнулся, поняв, что ее смутил:

– Простите меня. Я сейчас говорил как психолог, но и как человек тоже. Потому что моя профессия это и есть мое, самое глубинное… Ничего, если я об этом поговорю?

Марина кивнула, сама не понимая, интересно ли ей послушать, или просто нравится наблюдать, как он говорит. Но в том и в другом случае она ждала, что в конечном счете все сказанное будет иметь прямое отношение к ней, к ее особе. И это наполняло до сих пор неизведанным приятным чувством.

– Есть прогноз, что королевой двадцать первого века станет депрессия. Она будет передаваться как инфекция, потому что больные действуют на здоровых угнетающе. Число заболевших станет неуклонно расти, и в конце концов депрессия завоюет весь мир!

– Но ведь вы, психиатры, на страже наших границ, – слабо пошутила Марина.

– А разве мы не люди? Нам этот недуг угрожает не меньше, чем остальным. Даже больше, если вспомнить чеховскую «Палату номер шесть» – врач со временем становится похож на своих больных. Так вот я долго думал, что можно противопоставить этой депрессии… И нашел благодаря тебе!

Марина улыбнулась сквозь прищуренные ресницы: он впервые назвал ее на ты! Теперь было не столь важно, какое средство этот человек нашел против депрессии. Главное значение обретала взволнованность, с которой он обращался к Марине:

– Так что же спасет мир, Сергей Григорьевич?

– То, что есть в тебе. Частица детскости, которую должен сохранить в себе каждый взрослый человек. Если, конечно, сумеет. Но это единственное, что может стать профилактикой, лекарством, панацеей, чем там еще…

– Открытие на уровне человечества!

– Я и имел в виду человечество, – согласился он, заговорив вдруг другим, чуть охрипшим голосом. – А что касается меня лично… – Он опустил глаза, так что брызжущих светом искр стало не видно, и шагнул к ней, слегка выпятив губы. – Для меня лично – ты…

Все это произошло недавно, хотя Марине казалось, что между ею сегодняшней и тою, какой она была еще несколько месяцев назад, пролегла пропасть. С тех пор она взмыла в счастье и еще не успела к нему привыкнуть. Это так здорово – постоянно чувствовать счастье как только что обретенное.

Теперь ей не приходилось ни к чему себя принуждать: все было легко и просто, жизненная дорога сама стелилась под ноги. Рыцарских доспехов она больше не надевала – вместо них ее солнечным щитом окружала мысль, что дома остался Григорьич, как она звала человека, жившего с ней теперь под одной крышей. Он уходил в свой диспансер позднее и возвращался тоже немного позже Марины. Но и этот временной зазор оказался кстати: как раз можно было принять до его прихода душ, переодеться в халатик и начать хлопоты с ужином.

Удивительным оказалось то, что ученики, несмотря на отсутствие рыцарского щита, продолжали ее слушаться. Иногда она подмечала в их глазах задумчивое удивление: неужели и в глубокой старости, наследницей которой представлялась им Марина Кирилловна, можно обрести счастье? А что это именно счастье и именно женское, им подсказывала интуиция. Особенно девочкам, потому что в данном вопросе никакая Евина дочь не обманется, будь она на старте или на финише своего жизненного пути.

Сегодня одна восьмиклассница, вполне развившаяся дева с голым пупком и двумя полосками свисающих, не очень чистых волос, с утра отиралась возле учительского стола:

– Марина Кирилловна, а мы с Таней, Ритой и Машей пойдем сегодня к Александру Львовичу. А еще Инна и Зейнаб. И еще Ленка.

– Куда вы пойдете? – сразу не сориентировалась улыбавшаяся своим мыслям Марина. В данный момент ей вспоминалось, как утром с Григорьича сползло одеяло, и она подошла положить как следует, а спящий вдруг проснулся и схватил ее в объятия. В общем, только каким-то чудом она успела в школу вовремя…

– К Александру Львовичу, он наш новый учитель, – взволнованно пояснила лохматая Катерина. – То есть он будет вести у нас кружок. Вот мы и пойдем к нему сегодня на первое занятие…