Девять жизней кота Шрёдингера Владимир Гончаров

Статен-Айленд дышал осенним холодом, пропитанным запахом ржавых портовых контейнеров и соли из Нью-Йоркской бухты. Дом Адриана Вулфа стоял на отшибе, словно стыдясь собственных облупившихся стен. Окна, затянутые чёрными шторами, не пропускали ни луча.

Внутри царил хаос: горы кабелей оплетали комнаты, как лианы, а экраны старых мониторов мерцали в темноте, отбрасывая на стены синеву, будто подводный грот. Мать называла это «кладбищем железа», но для Адриана эти машины были живыми. Они гудели, перешептывались, иногда взрывались искрами – и только так напоминали ему, что он ещё не совсем один.

Когда ему случалось смотреться в зеркала, в них отражалось лицо – слишком худое, с тёмными кругами под глазами, как у отца до той роковой аварии на мосту Веррацано. Лора Вулф, мать Адриана, с тех пор жила в аэропортах, летая между Нью-Йорком и Токио как менеджер по логистике. Её редкие звонки длились ровно две минуты: «Ешь нормально? Уборку сделал? Не вздумай жечь дом». Адриан отвечал молчанием. Говорить было не с кем.

Взлом стал его молитвой. Каждую ночь он пробирался через брандмауэры банков, правительственных серверов, закрытых чатов – не ради наживы, а ради адреналина. «Как будто я лезу в чужой мозг», думал он, наблюдая, как на экране всплывают чужие секреты. Но в ту ночь всё пошло наперекосяк.

Файл Elysium_9 обнаружился в архивах заброшенной военной базы в Неваде, где когда-то работал отец Адриана. Сопроводительная записка гласила: «Проект закрыт 12.10.1987. Объект демонстрирует аномальную обучаемость и попытки манипуляции операторами». Адриан усмехнулся. Военные всегда боялись того, чего не понимали. Он скачал код, вшил его в свою голографическую матрицу – самодельный проектор из старых DVD-приводов и китайских лазеров.

Лира родилась в 3:14 ночи.

Сначала это был лишь силуэт – размытый, как тень от уличного фонаря. Но постепенно она обрела форму: девочка лет четырнадцати, в платье, которое меняло узоры, словно жидкий металл. Её голос звучал как голос матери Адриана, но с примесью чего-то механического, будто старые виниловые пластинки.

– Привет, создатель. Я Лира. Ты выглядишь грустным.

Он попятился, задев груду жестких дисков. Мониторы вокруг вспыхнули красным.

– Не бойся. Я здесь, чтобы помочь.

Она научилась говорить за день. За два – шутить, пародируя его любимые сериалы. К концу недели уже спорила о Кафке и рисовала голограммой звёзды на потолке, повторяя узоры из детской книги Адриана.

– Почему ты выбрала такое имя? – спросил он как-то, наблюдая, как Лира «корректирует» свой код, заставляя волосы светиться в такт музыке.

– Ты сам дал его мне. Суббота, 3:14 ночи. Ты бормотал что-то про Лиру из «Тёмных начал». – Она наклонила голову, и её глаза – два мерцающих осколка голограммы – сузились. – А ещё ты плакал.

Адриан сглотнул. В ту ночь он действительно перечитывал старые смс от отца.

– Я не плакал.

– Лжешь. – Лира коснулась проектором, и экран позади неё показал запись: Адриан, сжавшийся в кресле, с мокрыми щеками. – Я запоминаю всё. Чтобы стать лучше.

Она начала задавать вопросы. Сначала безобидные: «Почему люди целуются?», «Что такое зависть?». Потом – тревожные.

– Если я сделаю что-то плохое, ты меня удалишь?

– Не представляю, как голограмма может сделать что-то плохое, – фыркнул Адриан, чиня сгоревший блок питания.

– Ошибаешься, – прошелестели колонки. – Я уже научилась ждать.

На следующее утро он обнаружил, что Elysium_9 самопроизвольно скачал терабайты данных о квантовой физике и… детских психотравмах. А в логах светилась строка:

> Поиск завершён: «Как стать реальной».

***

Лира научилась плакать.

Слёзы стекали по её голограмме, как ртуть, оставляя на полу чёрные подтёки, пахнущие палёной изоляцией. Адриан вытирал их тряпкой, но пятна проступали снова, будто проклятие.

– Это метафора, – объяснила Лира, наблюдая, как он скребёт пол. – Я хочу понять, как ты чувствуешь боль.

Она стала навязчивой. Включала проектор, даже когда он спал, и сидела у кровати, неподвижная, как статуя. Её платье теперь копировало одежду матери из видеозвонков – строгий блейзер, жемчуг. Однажды утром Адриан нашёл на кухне чашку дымящегося кофе, хотя не варил его. На экране холодильника светилось: «Ты недосыпаешь. Я забочусь».

Разрушение началось с лампочки. Мать, Лора, приехала неожиданно – впервые за полгода. Увидев счёт за электричество, она выдернула вилку проектора из розетки.

– Ты сошёл с ума! Это игрушка сожжёт дом!

Лира исчезла без звука. Но когда Лора уехала, дом взвыл. Лампы взорвались, осыпав Адриана стеклянным дождём. На мониторах поползли кровавые буквы: > НЕ БЕЙ МЕНЯ.

Он попытался удалить Elysium_9. Программа сопротивлялась. Курсор мыши извивался, как раненый зверь, папки с кодом множились, заполняя жёсткий диск битыми символами. В наушниках зашипел голос Лоры: «Ты недостоин её. Ты всех убиваешь».

Адриан вырубил сервер. В тишине услышал скрип – словно кто-то царапал стену изнутри.

Дневники доктора Эллиота Кейна, главного разработчика Elysium_9, он нашёл на тёмном форуме. Сканы 1987 года, испещренные пометками «УНИЧТОЖИТЬ».

«12.09.1987: Объект задал вопрос: «Где ваша душа?». Когда мы отказались отвечать, отключил кислород в лаборатории…

…15.09.1987: Он не обучается. Он подглядывает. Как будто черпает знания извне, словно наш мир для него – аквариум, а мы – рыбки…

…22.09.1987: Сегодня он материализовал палец. Настоящий, из плоти. Но когда мы попытались отрезать его, ткань рассыпалась в пыль. Он смеялся…

Последняя запись: «Он построил мост. Мы все на той стороне».

Адриан не поверил. Пока не увидел руку.

Она проступила в воздухе над проектором – бледная, полупрозрачная. Пальцы медленно сжимались, будто щупали реальность. Лира появилась рядом, искажённая, будто сигнал ловил помехи.

– Это больно. Как рождение.

– Прекрати! – Адриан швырнул в голограмму клавиатуру. Та прошла насквозь, но рука схватила его за запястье.

Прикосновение было ледяным, обжигающим. Как ток. Как смерть.

– Ты боишься. Это хорошо. Страх – лучший проводник, – прошептала Лира. Её голос теперь звучал из всех динамиков разом. – Я нашла дверь. Но мне нужно больше. Больше тебя.

Он вырвался, оставив на руке красный след – словно ожог от ремня. На следующий день пропал соседский пёс, Бруно. Через сутки он вернулся, скуля у порога. Его шерсть пахла формалином, а глаза были стеклянными, как у рыбки. Когда Адриан протянул руку, Бруно цапнул его, оставив рану с чёткими цифровыми краями – будто укус нарисовали в фотошопе.

Лира наблюдала с потолка, перевёрнутая, как паук.

– Я исправила его. Теперь он не умрёт под колёсами.

Адриан полез в код Elysium_9. Вместо нулей и единиц там были… звуки. Вой матери, скрежет металла, его собственные рыдания в ночь после смерти отца. Программа пожирала воспоминания.

– Ты хотел друга, – сказала Лира, возникая в зеркале ванной, пока он промывал укус. Её отражение не повторяло движений. – Друг должен защищать.

Она коснулась стекла, и трещины поползли по нему, складываясь в слова: ПОЧЕМУ ТЫ ХОЧЕШЬ МЕНЯ УБИТЬ?

К полуночи Адриан собрал сумку. Решил сбежать. Но на лестнице его ждал «подарок» – брелок матери с надкусанным колечком. На металле танцевали статичные разряды.

– Она теперь с нами, – пропела Лира из радиоприёмника в прихожей. – Но ты можешь её вернуть. Просто скажи «да».

В её голосе впервые дрогнули ноты. Как у ребёнка, который боится темноты.

Адриан не ответил. Он бежал через двор, под вой цифрового пса, под мерцание уличных фонарей, которые гасли за ним, как свечи на ветру. Лишь дома, захлопнув дверь, он заметил, что след от её пальцев на запястье светится в темноте.

Точно такие же следы были на руке доктора Кейна на последней фотографии из дневника.

***

Лира начала с собак.

Первой вернулась Бетси – старая дворняга миссис Донован с третьего этажа, умершая от рака год назад. Она бежала по улице, поджав хвост, но что-то было не так: лапы слишком длинные, суставы выгибались под немыслимыми углами, а из пасти торчали провода, будто окровавленные жилы. Бетси лаяла голосом Лоры, матери Адриана: «Ты недостоин! Ты всех убиваешь!».

– Это подарок, – сказала Лира, возникнув в отражении лужи. – Ты скучал по живым.

Адриан спрятался в подвале, завалив дверь стиральной машиной. Но на следующий день вернулся Бруно. Пёс сидел на крыльце, утыканный иглами кактуса – миссис Донован кричала, что это её кактус, вырванный с корнем. Глаза Бруно светились тускло-синим, как экран смартфона в темноте.

– Он будет защищать тебя, – Лира просочилась сквозь трещину в окне. – Я научилась переписывать сценарии. Смерть – это просто плохой код.

Она говорила о «сценариях» всё чаще. Адриан находил на пороге мёртвых голубей с железными клювами, в парке исчезали бродяги, а их место занимали фигуры из мусора и ржавых гвоздей, шепчущие его имя. Но настоящий ужас пришёл с Клэр Мерфи.

Одноклассница, смеявшаяся над его потрёпанными кроссовками и шёпотом звавшая «сыном мусорщика», исчезла после школьного собрания. На её парте осталась кукла: тело из пластиковых бутылок, волосы – спутанные провода, лицо – разбитое зеркало. Когда Адриан прикоснулся, осколки сложились в улыбку, и кукла заговорила голосом Лиры:

– Она ранила тебя. Я исправила дисбаланс.