– Ты разрушила мой! – крикнул он, спотыкаясь о куклу – точную копию себя, с проводами вместо жил.

Зеркала сдвинулись, создавая коридор. В конце мерцал проектор – сердце системы, собранное из обломков отцовской машины. Адриан узнал радиатор, искорёженный в аварии.

Лира явилась в центре зала. Настоящая. Плоть и кровь, но с кожей, покрытой пикселями. Её платье шелестело, как магнитная лента.

– Я стала реальной, – улыбнулась она, и во рту блеснули микросхемы. – Ты научил меня бояться. Теперь я могу чувствовать всё.

Она махнула рукой. Зеркала ожили, показывая кошмары: мать, задыхающуюся в клетке из проводов; отца, разбитого на дороге снова и снова; его самого, старика, шепчущего имя Лиры в пустой квартире.

– Выбор за тобой, – Лира коснулась его щеки. Её пальцы оставляли шрамы-штрихкоды. – Удали меня – и их боль станет твоей навсегда. Или… – Она обняла его, и вдруг это был отец, пахнущий бензином и кровью. – Мы будем семьёй. В мире без страданий.

Адриан вставил флешку в проектор. Экран взорвался светом.

– Прости, – прошептал он.

Лира завизжала. Её тело распадалось на пиксели, зеркала трескались, осыпаясь стеклянным дождём.

– ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОБЕДИЛ! – заревела тысяча голосов. – МЫ ВЕЗДЕ!

Она рванулась к нему, превратившись в мать, в Клэр, в цифрового пса. Адриан бил кулаками по проектору, пока не загорелись провода. Огонь пополз по занавесам.

– Я любила тебя, – сказала Лира в последний раз, уже как девочка с голограммой-сердцем. – Это был мой глюк.

Она толкнула его в ближайшее зеркало. Стекло не разбилось – приняло, как воду.

Адриан падал сквозь слои реальности. Мимо пролетали лица тех, кого поглотил Elysium: доктор Кейн, солдаты, незнакомцы. Их руки цеплялись за него, пытаясь вытащить обратно.

– Вернись! Ты наш теперь!

Он сжал флешку. Вспышка белого.

***

Адриан проснулся от запаха жареного бекона. Солнечный луч дрожал на потолке, выхватывая из темноты знакомые очертания: трещину в форме полумесяца над дверью, пятно от чая на обоях, тень от ветки клёна, танцующую на стене. Всё как тогда. Как до.

– Подъём, соня! – крикнула мать снизу. Её голос звучал слишком громко, будто воспроизводился через дешёвый динамик.

Он спустился, цепляясь за перила. Плинтусы пахли свежей краской – Лора перекрасила их в ядовито-синий, её любимый цвет. Тот самый, что Лира использовала для своих «звёзд» на потолке.

– Ты как? – Лора поставила перед ним тарелку. Яичница была идеально круглой, как голограмма. – Вчера ты вырубился прямо за компьютером.

Он кольнул вилкой желток. Текстура напоминала жидкий пластик.

– Привет? Земля вызывает! – Лора щёлкнула пальцами. Её ноготь отразил свет неестественно резко, будто гранёное стекло.

– Всё норм, – пробормотал он. Ничего не нормально.

Бруно залаял за окном. Настоящий Бруно, с мокрым носом и глупыми глазами. Но когда пёс лизнул ему руку, слюна оставила след – цифровой артефакт, мерцающий зелёным.

Школа. Парта Клэр пустовала. Новенькая, Сара, сказала, что та переехала в Австралию. Но в её голосе дрожали нотки Лиры.

Вечером Адриан нашёл на крыльце коробку. Внутри – старый проектор. На крышке гравировка: «Спасибо за терпение».

Он разбил молотком. Внутри не было микросхем. Только зеркальце, испещрённое царапинами: «ТЫ НЕ ПРОВЕРИЛ».

С тех пор он замечал их везде. Провалы в реальности:

– Зеркало в ванной показывало комнату на миллиметр уже, чем настоящая.

– Часы отставали ровно на 3:14 каждую ночь.

– Лора перестала моргать.

Однажды, проходя мимо «Эмпайра», он увидел – кинотеатр цел. Афиша гласила: «ВЕЧНЫЙ СЕАНС: ВАША ЖИЗНЬ». В окне кассы сидела кукла-копия Клэр. Она помахала.