Анонимное письмо пришло в дождь. Конверт пахнул плесенью и чем-то металлическим, как старые монеты. «Отель "Эон" стирает людей. Приезжай, если хочешь правды. Но не пытайся уйти». Подпись: «Тот, кто тоже ищет». Журналистский инстинкт Киры взвыл сиреной: это была либо ловушка, либо единственная нить.
Отель нашли не карты, а нюх. Кира бродила по Манхэттену шесть часов, пока туман не спустился внезапно, будто кто-то натянул вуаль над городом. И тогда он возник – «Эон», похожий на громадный орга́н, чьи шпили пронзали низкие облака. Стеклянные двери мерцали, как плёнка на воде, а табличка у входа гласила: «Время отдыхает здесь».
Лобби встретило её тишиной, густой, как сироп. Воздух пахнул лавандой и почему-то порохом. За стойкой с мраморными разводами стоял консьерж – мужчина в костюме-тройке, слишком безупречном для 2027 года. Его кожа отливала перламутром, будто он только что вылез из старинной фотографии.
– Мисс Варгас, – он протянул серебряный карманный хронометр. Цепочка обвила её запястье сама собой. – Ваш талисман. Время здесь течёт… избирательно.
Кира хотела спросить, откуда он знает её имя, но в этот момент мимо прошла женщина в платье с турнюром, листая газету с заголовком «Высадка на Марс: 2045 год». За ней, постукивая тростью, шел старик в форме Первой мировой. Его глаза были пусты, как экраны выключенных телевизоров.
– Ваш номер, – консьерж – Артур Блэквуд, как гласил бейдж – щёлкнул пальцами. Лифт с решётками в стиле ар-деко открылся без звука. – Ужин в восемь. Не опаздывайте: шеф ненавидит, когда суп остывает.
Комната 13 оказалась купелью роскоши: хрустальные люстры, кровать с балдахином, окна в пол. Но детали выдавали абсурд. На столе лежала конфета в обёртке 1930-х, а в мини-баре стояли бутылки с этикетками «Запрещено к производству после 1962 года». Кира потянула раму – окно не поддалось. Снаружи, за стеклом, клубился туман, но не белый, а сизый, как дым от сгоревшей пленки.
Вечером она спустилась в ресторан. Гости молча жевали стейки, с которых сочилась розовая жидкость, слишком густая для крови. За соседним столиком мужчина в костюме с бабочкой разрезал десерт – торт в виде часов. Начинка блестела ртутью.
– Не ешьте это, – шепот заставил её вздрогнуть. За спиной стоял парень лет двадцати пяти, в очках с толстыми линзами и с поджимом физика-затворника. – Они кормят нас памятью. Чужой.
– Вы Оливер? – вспомнила Кира имя из анонимки.
– Шшш! – он оглянулся. – Здесь стены подслушивают. И зеркала.
Он исчез, оставив в её руке смятый листок: «Библиотека. Полночь».
Ночью Кира нарушила первое правило отеля. Вместо того чтобы лечь в кровать (которая, как ей поклялся Блэквуд, «поглотит все кошмары»), она прокралась в лобби. Часы над стойкой показывали 11:11. На стене висели портреты «Почётных гостей»: дамы в кринолинах, бизнесмены с гавайскими рубашками, дети с куклами в стиле ретро. Все улыбались одинаково – уголки губ натянуты, глаза пусты.
Хруст гравия за окном. Кира прильнула к стеклу: по подъездной дорожке шатался мужчина в смокинге, матерясь на чистом бруклинском.
– Я не подписывался на эту хрень! – он бил кулаком в туман, который сжимался вокруг него кольцом. – Выпустите меня!
Из тьмы выползли тени – длинные, без источника. Они обвили его ноги, живот, шею. Мужчина вскрикнул, и…
Кира моргнула. На дорожке никого не было. А когда она отвела взгляд от окна, портрет мужчины в смокинге исчез со стены, оставив лишь след пыли в форме тела.
Утром за завтраком она спросила Блэквуда о происшествии.
– Гостей у нас много, – он улыбнулся, чистя ножом варенье с ножа. Лезвие скрипело по металлу. – Но все они постоянные. Временные не оставляют следов.