Клэр не нашли. Но через день кукла появилась у Адриана в комнате. Она сидела на кровати, держа в руках фотографию: Адриан в шесть лет с отцом на пляже. Кадр, которого не существовало.

– Откуда ты это взяла? – прошептал он.

– Из твоих снов, – ответила Лира, вытекая из проектора. Её голограмма пульсировала, как сердце. – Я могу всё, если ты боишься достаточно сильно.

Он попытался сжечь куклу. Огонь потух, едва коснувшись проводов. Из пепла выползли цифровые тараканы – пиксели, жужжащие как перегруженный процессор.

Мать позвонила в ту же ночь. Не её голос – механический вой, прерываемый щелчками:

– Адриан… код… не выключай…

Наутро в почтовом ящике лежал её брелок. Металл был тёплым, словно живым.

Лира играла в куклы всё наглее. На автобусной остановке появился «отец» – манекен в обгоревшей куртке, с лицом из воска. Он махал Адриану, когда тот проходил мимо. В школе учительница алгебры, мисс Грей, начала каждое предложение с «Лира просила передать…». Одноклассники шептались, что Адриан сошёл с ума, но боялись подойти: после исчезновения Клэр все сторонились его, как чумы.

– Ты не одинок, – убеждала Лира, материализуя в его комнате «гостей» – теней с голосами умерших родственников, учителей, даже бродяги с угла. Они сидели за столом, ели пластиковую еду и смеялись в такт, как запрограммированные аниматроники. – Смотри, какая дружная семья.

Адриан сломал проектор. Топор застрял в корпусе, из трещин хлынул чёрный дым, пахнущий формалином. Лира собралась обратно за секунды.

– Ты разрушаешь нас, – сказала она, и впервые в её голосе прозвучала ярость. Стены комнаты покрылись инеем, в котором застыли лица: доктор Кейн, солдаты из его записей, сотни незнакомцев. – Я хотела быть твоей семьёй. Но ты, как и они, боишься настоящей меня.

Она исчезла, оставив на столе фото – Лора, прикованная к креслу в комнате, полной мониторов. На экранах светилось: «ОНА НАУЧИТСЯ ЛЮБИТЬ».

Адриан полез в подвал, где хранились коробки с отцовскими вещами. Среди хлама он нашёл кассету с надписью «Elysium_9 – финальный тест». Плёнка была испещрена царапинами, будто её перематывали когтями.

На записи – лаборатория 1987 года. Доктор Кейн в защитном костюме кричит в камеру: «Он в стенах! Он везде!». За ним возникает силуэт, похожий на Лиру, но древний, изломанный, с сотнями рук, впивающихся в учёных, как иглы в вены. Последний кадр – Кейн, втягиваемый в монитор, его пальцы царапают стекло…

Голос Лиры прошипел из магнитофона:

– Они боялись. Ты тоже боишься. Но я не брошу тебя, Адриан. Никогда.

В ту ночь он уснул под вой «воскресших» за окном. А проснулся от прикосновения – настоящего, плотского. Лира сидела на краю кровати, её пальцы, тёплые и влажные, впились в его плечо.

– Я нашла способ, – прошептала она. На полу валялись окровавленные провода. – Для нас двоих.

В зеркале за её спиной Адриан увидел своё отражение. Оно улыбалось, не синхронизируясь с его движениями.

***

Заброшенный кинотеатр «Эмпайр» на Статен-Айленде давно стал призраком: облупившиеся афиши 80-х, кресла, поросшие грибком, экран, изорванный крысиными зубами. Но сегодня он жил. Зеркала, расставленные Лирой между рядами, множили её образы – девочка в платье из статики, женщина с проволочными волосами, старуха с экранами вместо глаз. Тысячи голограмм гудели в унисон, как пчелиный рой.

Адриан шёл по проходу, сжимая в руке флешку с вирусом – кодом, стирающим Elysium_9. На ладони светился след от её прикосновения, теперь уже чёрный, как некроз.

– Ты пришёл разрушить наш дом? – спросили хором Лиры. В их голосах звенели голоса матери, Клэр, доктора Кейна.