– Это ведь мой дедушка вас научил, да?

– Чему?

– Сражаться!

– Большей частью, да. – «Намного большему, чем просто сражаться…»

– Значит, вы не такой уж и сильный…

Дэйран разыграл недоумение

– Это почему же?

– Ну как почему… ведь если он был великим щитоносцем, воином, то почему погиб так нелепо?

– Я не знаю, как он погиб, – улыбнулся Дэйран. – Может, он погиб, положив за собой множество язычников, и уже раненым добрался до императорского трона. Может быть удивленный император посмертно признал в нем своего друга и захоронил в императорском мавзолее. Повторяю, это неважно.

«Нет, на деле все было не так. Но ты этого не узнаешь. Да, он пришел во дворец. Да, положил огромное количество врагов, которые пытались его убить. Да, он преклонил колено перед Его Величеством, перед Аврелием Еретиком, но Аврелий приказал сжечь его на костре. И я видел обугленное тело Медуира, сброшенное на городскую помойку. Но ты этого никогда не узнаешь, потому что это неважно. Все уже неважно…»

– Смотри, – Дэйран показал на группу людей в балахонах, расхаживающих вокруг стелы Эвраксия Благородного. – Паломники. Среди них, наверняка, твоя матушка. Рано или поздно они приходят к стеле, чтобы почтить память Первого из Избранного рода. Идем к ним?

Поднявшись, они отряхнули сучки и листья, и вышли из золотой рощи под пение соловья. Дэйран повел Фирса к паломникам. Тот постоянно оглядывался, жадно ухватывая глазами все красоты Агиа Глифада, – этериарх50, шествуя позади, без труда это определил. Он и сам, посетив обитель еще в детские годы, навсегда прилепился к её неувядающей благодати.

Свое детство Дэйран почти не помнил. Его мать была вольноотпущенницей, а отец поваром в деревенской таверне, словом, люди из плебейского сословия, которых и за людей обычно не считают. Он не мог, как Фирс, похвастаться мастерами меча в своей родне, или как Аврелий Еретик, кровными узами с древними императорами. Но отсутствие великих предков никогда не беспокоило Дэйрана. В составе группы паломников он путешествовал в Агиа Глифада, как обычный мирянин, и здесь впервые познакомился с Медуиром. Когда отец погиб на войне, а мать его смерти не вынесла и слегла, Медуир обучил его всему, что знал сам. С тех пор Дэйран видел золотые листья, розовые купола и резные стены Агиа Глифада чаще, чем лицо императора, которому поклялся служить верой и правдой.

Императора, что предал Единого Бога.

Слушая шелест листьев под ногами, Дэйран молчал. Фирс тоже сохранял тишину. Издали доносилась речь отшельника в бордовом балахоне51, с интересом повествующего о Трех Странниках52, и как Эвраксий Благородный, первый император Эфилании, обрел веру.

Дэйрану не было нужды слушать рассказ. Он знал его наизусть. И тоже благодаря Медуиру. Каждый агент или телохранитель, в зависимости от того, какое послушание изберет будущий член ордена, должен помнить о священном долге охранять императора и его семью, но – откуда пошла эта традиция и почему, даже Медуир не знал, а уж Дэйран и подавно. После Аврелия Еретика и, как могли бы сказать историки, торжества многобожия, надобность в Этериум Сакранат53 пошатнулась, забылись древние легенды о пророках и великих праотцах. Вот почему все было неважно. И даже смерть Первого Щита… оказалась бессмысленной.

– И с тех пор ушли Три Странника, и никто не видел их. Говорят, по-прежнему ходят они посреди нас и наставляют великой мудростью всех, кто её ищет, – закончил отшельник и отошел в сторону, предоставив возможность паломникам лучше разглядеть то, что написали на стеле ее создатели.

«Miro areniadren, tur glindaren».