Царство Беззакония Адриан Лорей
Корректор Маргарита Онищенко
Дизайнер обложки Александра (Alluranti)
Редактор Маргарита Дельмонт
© Адриан Лорей, 2019
© Александра (Alluranti), дизайн обложки, 2019
ISBN 978-5-4496-1834-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Заметки от автора
Очень часто мне приходилось слышать, что идеальным, почти что каноническим временем воплощения Вторичного мира (в интерпретации Профессора Толкина, естественно) является Средневековье. Оно и не удивительно, рыцари, дамы и турниры от Артурианы до Игры Престолов полюбились всем читателям и до сих пор находят свою читающую аудиторию. Еще первый поляк> [1], побывавший в Серых Горах (где золота до сих пор так и не нашли), выявил эту тенденцию современных фантастов уподоблять свои труды Артуриане (с обязательным присутствием короля, его прекрасной королевы, доброго волшебника и Врага). Но, мне кажется, веяние просвещенного духа Античности слегка бы разнообразило пресловутое Средневековье шармом устремленности к философскому познанию, борьбы космоцентризма с теоцентризмом, а также столкновением идей и ораторских речей, от хитроумной красоты которых порой зависят судьбы народов.
Однако, с моей стороны было бы крайне неразумно говорить, что это сугубо «antique fantasy» (и, во многом, из-за некоторых анахронизмов), скорее это «religious and legal fantasy» («религиозно-правовое фэнтези», если этот неологизм здесь уместен), мысленный эксперимент в не очень волшебной, но очень злободневной сказке про религию, атеизм и право. Отчасти поэтому я не дерзну называть себя писателем-фантастом (это, кроме того, слишком почетное звание), а скорее экспериментатором, желающим развлечь читателя серьезными философскими темами.
Действие этого романа разворачивается в вымышленном мире, в государстве, которое воссоздает атмосферу Поздней Античности – и, однако же, мир не остается в рамках её культуры, а приобретает самобытность и свои уникальные черты в зависимости от народов, более или менее прогрессивных.
Экспозиция истории, которую ты услышишь, любезный читатель, примерно такова: упоминаемая в книге Эфилания на протяжении сотен лет была верна Единому Богу, но настало время, когда прежние устои рухнули и к власти пришли языческие императоры, построившие новый порядок. Чтобы удержать людей в повиновении, им потребовалось искоренить старый уклад жизни, внушить сенаторам и плебеям веру в новых богов. А что приносит богам силу, если не война? И для реализации этой идеи император отправляется на завоевание непокорных южных племен. Но, к сожалению, ему слегка не повезло (чуть меньше, чем Киру Младшему в свое время) – он теряется на Юге, оставляя правительство, правосудие и религиозные институты сиротами, вестей о нём нет уже три года, умер он или еще жив – никто не знает. Близки выборы его наместника – консула, и каждый отстаивает свое представление о священном пути государства. Проблема только в том, что на кону жизни людей, ни о каком священном пути и не помышлявших.
Данная книга задумана, как первый том эпоса «Аномиада» (др.-греч. ἀ- – отрицательная приставка, νόμος – закон), посвященного противостоянию веры, атеизма, закона и народного самосознания. Всего книг будет три. Заранее оговорюсь, что не имею своей целью оскорбить или задеть чьи-либо чувства. Важно отличать автора от созданного им персонажа. Я – всецелый противник любого рода ненависти, фанатизма и мракобесия, неважно из какого они источника.
Для удобства чтения главы названы именами персонажей – эту практику ты, дорогой читатель, уже мог видеть в трудах некоторых отечественных и зарубежных писателей (например, у Уильяма Берроуза, Владимира Богомолова или Эдуарда Хруцкого). В конце книги даны Приложения, играющие роль дополнительных материалов ко вселенной книги. Каждая книга готовящегося цикла будет содержать свои Приложения.
Жалобы и предложения направлять на адрес:
sarveld@mail.ru
Пролог
Адриан Лорей – Архитектору
Свобода ежедневно губит и людей, и богов.
Я вижу Его – в скорби и в блеске крови. Ты был прав. Смерть движется по мощенной дороге Ему навстречу. Звук цепей, тяжесть дерева. Беззаконие хлещет Его кнутами, луч солнца, когда-то нежный и теплый, обжигает горячим песком Его ступни.
Жители этого города славили Его, где теперь Его слава? Не сородичи ли обрекли Его на мучения? О, эта безропотная храбрость, смирившаяся с бедой! Раны дымятся отвагой, но вряд ли я, здравомыслящий эфиланец, пойму её – гроб задушит этот огонь, как задушил огни многих до Него.
Но Он бредет, словно Хрува из легенд Архейна, а может, это и есть Хрува, миф, ставший реальностью. Недавно Он случайно поймал мой удивленный взор. Когда упал и некий человек бросился Ему помогать. Что это, флейта? Она звучит, как тысяча звонких поршней! Она шипит, как змея – перекрывает детский визг. Мир словно ничего не замечает. Обычная казнь обычного преступника, как это смешно, не правда ли, господин мой? Процессия забирается на холм, чтобы продолжить вакханалию смерти.
– Разве Он виноват в том, что любил их? – плачет женщина, роняя слёзы на сухую траву. – Мой мальчик, мой Иешуа…
Видимо, это Его мать. В её глазах золотые сады и черный храм, видение сущности и существования, покоя природы и рока ложных надежд. Я стою молча, цепенея при каждом ударе сердца. Горожане бурно обсуждают завтрашний ужин. Собирается тьма.
Вечером – на том холме, который один затмит все остальные холмы – я обрёл свободный разум. Беззаконие – в этом или в других мирах – одинаково. Оно начинается с наказания, а наказание сменяется самосудом; оно ударяет в набат, зовя на праведную борьбу, потом клинок прерывает крик роженицы. Тебе ли не знать это? Но в каждом миге несправедливости – свобода не придавать ей никакого смысла.
Оцепенение проходит – обращается в цель. Если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет? С этой мыслью я возвращаюсь в Империю. Предупреди Его Величество. Покажи мои мысли ему. Что-то начинается. Что-то, что разлетится по вселенным, изменяя пространство и время. Если бы я только знал, что!
Клянусь тебе, Архитектор, всё это – чистая правда. Ни один суд не докажет мне, что я ошибаюсь. Скоро мы узнаем, почему.
Акт I. Дела государственной важности
Колесо страданий
В призрачном лесу завывал ветер. Всадники ехали по тракту, бормоча проклятья во след уходящей дороге, и щурились от мороси, питая надежду на возвращение жарких деньков. Магнус разделял их надежды. Он двигался во главе эскорта, то и дело поглядывая на пологий откос, с которого сбегали водянистые змейки. Еще немного и образуется грязевая сель. Когда это случится, бушующая лавина из воды, земли и глины смоет лесной перевал, и тогда вряд ли кто-то еще сумеет пройти здесь. «И мы сами, если не поторопимся…»
Рядом с Магнусом вышагивал конь центуриона – из всей кавалькады один центурион носил ветеранский шлем с чёрным гребнем, полное имя его было Ромул Фреоний Старший, но в отряде его привыкли обзывать Ромул Зашибу, рассказывая о его пьяных разборках с городской стражей, или Ромул Катись-Колбаской в периоды его сложных отношений с помощниками.
Магнус следил, как его запальчивый взор ощупывает тракт, будто военный гений изучает план сражения; оценивает силу потоков, размывающих косогор справа, и следит за движением туч. Казалось, стоит хоть одному камешку повести себя подозрительно, хоть одному ветерку пригнать торнадо, и Ромул Зашибу с легкостью возьмет ситуацию в свои руки. Ни этот суровый военный, ни Магнус не проронили ни слова с того момента, как оставили Удел Фавна – последний привал на подходе к столице. Уже порядка нескольких часов длилось это гробовое молчание, нарушаемое стоном ветра, скрипом старых берез и шепотом воинов позади.
Ведя скакуна через туманный занавес, Магнус с тоской вспоминал о безоблачном небосводе и пении цикад за деревянными ставнями. Еще согревал сердце камин того домика, что любезно предоставили им жители Удела Фавна, а язык помнил прикосновение горячего грибного супа, не отравленного дорогими специями. Если кто-то спросил бы, чего сейчас Магнус хотел больше всего, он бы не задумываясь ответил – синего неба, накрытого столика и теплого огонька.
Но ни того, ни другого, ни третьего в ближайшие часы не предвидится: погода продолжала удивлять. Минуту спустя морось обратилась дождем и ветер усилился, над деревьями пролетел дьявольский хохот грома. К своей удаче Магнус и его свита успели миновать опасный перевал, и место березового леса присвоило себе редколесье.
«Ну вот, хотя бы открытая и ровная местность», подумал Магнус, рассудив, что хорошее можно найти и в плохом, и если угроза грязевой лавины миновала, их во всяком случае не смоет.
Гонимый ветром туман бросил луговые холмы. Впервые за десять дней путешествия Магнус мог увидеть очертания белокаменных стен столицы в прибрежной долине далеко внизу. Внушительные городские укрепления закрывали собой дома у берега залива. Если бы не небесный водопад, размывающий картину горизонта, можно было бы увидеть мачты кораблей.
Один из солдат предложил переждать ливень где-нибудь в укрытии, но цель, замаячившая вдали, гнала центуриона дальше. Его увлажненное водой лицо посветлело. Подбородок приподнялся. Магнус видел, как раздвигаются хмурые брови и мог бы поклясться, что всего на секунду сквозь смазанный дождем портрет различил подобие улыбки.
