Бесконечный сад любви Максимилиан Гроо

Утреннее солнце проникало сквозь высокие окна мастерской Ники Петровой на пражской Малой Стране. Длинные тени ложились на полотно эпохи Возрождения, над которым она работала последние три месяца. Лик Мадонны, наполовину очищенный от вековой пыли, смотрел на неё глазами, хранящими тайны. Тайны, к которым Ника ещё не была готова.

В свои тридцать лет она уже стала одним из лучших реставраторов Европы. Но весь этот успех казался пустым звуком на фоне растущей пустоты внутри.

Она окунула кисть в растворитель. Движения были точными, хотя руки слегка дрожали. Дрожь появилась полгода назад – в тот день, когда она дотронулась до старинной рукописи в университетской библиотеке. Тогда мир вдруг взорвался красками и ощущениями, для которых не было слов. Врачи говорили о стрессе. Мама из Болгарии советовала взять отпуск. Но Ника знала правду – внутри неё что-то пробуждалось, и она понятия не имела, как это остановить.

– Опять пришла ни свет ни заря, – заметила Тереза, её помощница, появляясь с кофе. На лице подруги читалось привычное беспокойство. Тереза была полной противоположностью Ники – спокойной, рассудительной, довольной размеренной жизнью. Они дружили со студенческих лет, но в последнее время между ними словно выросла невидимая стена.

– Не спалось, – призналась Ника, с благодарностью принимая кружку. Тёплая керамика возвращала её в реальность, отгоняя странные видения. – Стоит закрыть глаза, и я вижу…

– Что видишь? – мягко спросила Тереза, усаживаясь на потёртый диван в углу мастерской.

Как объяснить? Как рассказать, что она видит невидимые связи между всем и всеми – золотые нити, соединяющие прохожих на улице, картины в мастерской, каждый вздох? Как описать, что некоторые вещи словно гудят от воспоминаний всех, кто к ним прикасался?

– Да так, странные сны, – наконец ответила она.

По лицу Терезы было видно – она не поверила. Но хватило такта не расспрашивать дальше.

– Моя бабушка тоже видела странные сны, – вдруг сказала подруга. – Говорила, что женщины в нашем роду чувствуют то, что скрыто от других. Мама это терпеть не могла – называла деревенскими предрассудками.

– И что же видела твоя бабушка? – Ника насторожилась.

– Истинную суть людей. Будущее. Невидимые нити между поколениями. – Тереза пожала плечами, явно смущаясь. – Она умерла, когда мне было двенадцать, но я помню её слова: некоторые рождаются с тонкой гранью между мирами. Они видят больше, чувствуют острее, знают то, что скрыто. Это дар, говорила она, но и тяжкое бремя.

Дар. Ника снова повернулась к Мадонне. Понимающая улыбка на древнем лике словно подсмеивалась над её страхами. Какой же это дар, если ты оказываешься в одиночестве, не в силах объяснить близким то, что с тобой происходит? Любые попытки рассказать звучат как бред сумасшедшего.

Телефон завибрировал – пришло сообщение. Мама, как всегда, проверяла, всё ли в порядке. Её тревога пряталась за обычными вопросами. Ника не стала отвечать. Елена Петрова тридцать лет пыталась сделать из дочери нормальную, успешную женщину. Последнее, что сейчас было нужно Нике – очередной разговор о том, что пора найти хорошего человека и создать семью.

– Думаю съездить куда-нибудь, – внезапно сказала Ника, удивив саму себя.

– Куда? – спросила Тереза.

– Не знаю. На юг, к морю. Туда, где… – Она запнулась, подбирая слова. – Где можно собраться с мыслями.

– Отличная идея! – Тереза явно обрадовалась. – Ты слишком много работаешь. Отдых пойдёт на пользу. Глядишь, и познакомишься с кем-нибудь, – добавила она с улыбкой.

Ника рассмеялась, но смех вышел натянутым. Знакомства её сейчас волновали меньше всего. Нужно было понять, что с ней происходит. Почему мир вдруг стал таким огромным, странным и пугающе прекрасным.

Вечером она сидела дома, глядя на реку Влтаву. На экране ноутбука был открыт сайт турфирмы. Пальцы сами собой набрали в поиске «Египет». Каир, Луксор, Хургада… Последнее название отозвалось чем-то в груди – словно давно забытая мелодия.

Хургада. Обычный курорт на Красном море. Судя по отзывам, ничего особенного – пляжи, дайвинг, отели. И всё же это название притягивало с необъяснимой силой.

Она купила билет, не давая себе времени на сомнения. Вылет через две недели. Потом набрала мамин номер, готовясь к неизбежному.

– Египет? – В голосе Елены уместилось всё материнское неодобрение. – Одна? Ника, ты о чём думаешь?

– Мне нужно отдохнуть, мам. Всего неделя – море, солнце, тишина.

– От чего отдыхать? У тебя прекрасная работа, хорошая квартира, всё, о чём можно мечтать. Что тебе ещё нужно?

«Всё», – хотелось ответить Нике. Нужно понять, почему я чувствую историю вещей, едва к ним прикоснувшись. Почему знаю о людях то, чего знать не могу. Почему мир стал таким огромным – и это одновременно восхищает и пугает до дрожи.

– Я устала, – сказала она вместо этого. – Работа выматывает. Хочется к морю, на солнце.

Мама вздохнула – этот вздох долетел через сотни километров из болгарской деревушки, где прошло детство Ники.

– Ты всегда была особенной, – наконец сказала Елена. – С самого детства. Видела то, чего не было, знала то, чего знать не могла. Я так старалась сделать тебя обычной, но…

– Но что, мам?

– Но, может, тебе и не суждено быть обычной. – Похоже, это признание удивило Елену не меньше, чем дочь. – Твоя бабушка, моя мать… она тоже была не такой, как все. Лечила руками, разговаривала с пчёлами, видела вещие сны. Я так боялась, что ты пойдёшь в неё.

– Почему ты никогда не рассказывала? – У Ники перехватило дыхание.

– Потому что её забрали, когда мне было двенадцать. Сказали – распространяет суеверия, мешает прогрессу. Она умерла в психбольнице. Пичкали таблетками, пока дар не убил её. – Голос Елены дрогнул. – Я не могла допустить, чтобы с тобой случилось то же. Поэтому учила прятаться, быть как все, никому не показывать свою особенность.

Слёзы потекли по щекам Ники. Вот оно – объяснение маминой одержимости нормальностью. Семейная тайна, спрятанная за годами молчания.

– Прости, мама. Мне так жаль.

– Не извиняйся. Просто будь осторожна. Времена изменились, но не все готовы принять тех, кто видит больше обычного. Если тебе нужно в Египет – поезжай. Но обещай вернуться.

– Обещаю, – прошептала Ника.

Повесив трубку, она сидела в темноте. На плечи легла тяжесть поколений – скрытых даров, подавленных способностей, женщин, которые видели слишком много и расплачивались за это. Но рядом со страхом поселилось облегчение. Она не сходит с ума. Она просто вспоминает, как видеть.

Две недели пролетели в хлопотах. Ника передала дела Терезе, подробно расписав все этапы реставрации Мадонны. Собрала лёгкий чемодан – простые вещи для жары, ничего лишнего. И каждую ночь снились ей красные воды и золотой песок, встречи, которым суждено случиться, и истины, ждущие своего часа.

В последний вечер она снова стояла перед Мадонной. Картина теперь казалась иной – не просто шедевром прошлого, но образом женщины, сумевшей соединить в себе земное и небесное, преодолеть грань между человеческим и божественным.

– Помоги мне понять, – прошептала Ника. – Помоги найти то, что я ищу.

Улыбка Мадонны стала глубже, и на миг Нике показалось – в древних глазах мелькнуло одобрение. Завтра она улетит в Египет, навстречу тому, что ждёт в Хургаде. Но сегодня она просто женщина накануне путешествия, которое звало её задолго до рождения.

Стоя на берегу, омытая светом и водой, Ника на мгновение вспомнила о жизни, оставленной в Праге несколько дней назад. Той жизни, которая теперь казалась чужой, словно принадлежала совсем другому человеку.

В четверг вечером, накануне отлёта в Египет, Ника сидела в любимом винном баре в пражских Виноградах. Вокруг собрались подруги, которые поддерживали её все эти странные месяцы с начала перемен. Кирпичные стены мягко светились в свете свечей, знакомый гул чешской речи смешивался со звоном бокалов. Эта привычная обстановка дарила ощущение нормальности, в котором Ника так нуждалась.

– Ты убегаешь, – заявила Тереза. Третий бокал моравского вина развязал ей язык. – Эта внезапная поездка в Египет – дело не в отдыхе. Дело в том, что с тобой происходит.

За их обычным угловым столиком собрались самые близкие – Тереза со студенческих времён, Адела из мастерской, Люция, хозяйка галереи, где иногда выставлялись работы Ники, и Мария, подруга детства по летним каникулам в Болгарии. Они называли себя «Четверговым клубом» и встречались каждую неделю уже пять лет. Вместе пережили всё – несчастную любовь и радость, замужества и разводы, смену работы и семейные драмы.

– Она не убегает, – заступилась Адела, хотя в глазах читалась та же тревога. – Она бежит навстречу чему-то. Посмотрите – когда мы в последний раз видели этот огонёк в её глазах?

Ника вертела бокал, наблюдая, как свет играет в вине. Как объяснить, что огонёк, о котором говорила Адела, был самым настоящим – что иногда она светилась изнутри, когда чувства обострялись? Как рассказать, что их голоса рождают цвета – тревога Терезы отливает лиловым, как грозовые тучи, а нежность Марии искрится золотом, словно пузырьки шампанского?