– Ты вырастешь с ними, мой свет. Они твои.

Торин кивнул, его рука легла поверх её, их пальцы сплелись над дочерью, и голос его, хриплый, но мягкий, отозвался:

– И мы твои, малыш. Всегда.

Артада замерла у окна, её ладошки прижались к стеклу, и багровый свет звезды окрасил её лицо, отражаясь в её глазах, блестящих от любопытства. Этот миг, окружённый теплом родителей и светом умирающей звезды, стал её первыми шагами в мир, где труд держал их вместе, а звёзды за окном манили её вперёд, рождая вопросы, пока ещё тихие, но живые.

Багровый свет Эридана-7 проникал сквозь узкие щели в переборках, заливая рабочий отсек Торина тусклыми отблесками, дрожащими на стальных стенах, пока станция гудела низким рёвом, сотрясавшим её остов. Пол, покрытый слоем серой пыли и мелкими обломками изоляции, холодил ноги, а воздух, пропитанный запахом перегретого металла и едкой кислинкой растворителей, оседал в лёгких, оставляя привкус железа на языке. Торин сидел за терминалом, его серый комбинезон, пропахший потом и маслом, обтягивал плечи, сгорбленные от долгих часов работы. Пальцы его, покрытые мозолями и тонкими шрамами от старых порезов, стучали по сенсорам, высекая слабые искры из треснувшего экрана, чей синий свет отражался на его лице, измождённом усталостью. Стены вокруг него пестрели графиками орбит, вычерченными на пожелтевших листах, чьи края сворачивались от сырости, а панели, увешанные старыми звёздными картами, скрипели под напором вибраций, доносившихся из глубин станции. За окном простиралась пустота, её чернота подступала к стеклу, но багровый свет звезды отгонял мрак, рисуя на поверхностях отслеживания мягкие тени, пульсирующие в такт гулу машин.

Артада, пятилетняя девочка с худенькими руками и спутанными волосами, забралась на стул рядом, её босые ступни оставляли слабые следы в пыли, осевшей на плитах. Она потянулась к отцу, её ладошки, липкие от синтетического сиропа, оставили влажные отпечатки. Глаза её, блестящие от любопытства, устремились к экрану, где линии орбиты «Келесты» изгибались под напором гравитационных сбоев, и она наклонилась ближе, её дыхание оставило пар на холодной поверхности терминала. Торин замер, его пальцы остановились над сенсорами, и лёгкая улыбка тронула его губы, смягчив резкие черты лица, изрезанные морщинами от напряжённых ночей. Он подхватил её под мышки, поднимая на колени, и тепло её тела проникло сквозь ткань, пропитанную запахом металла и пыли.

– Почему мы кружимся, папа? – спросила она, голос её звенел, чистый и высокий, пробиваясь сквозь гул станции.

Торин взглянул на экран, его глаза, тёмные и блестящие от усталости, следили за графиком, и голос его, мягкий, но напряжённый, отозвался:

– Чтобы не упасть в пустоту, малыш. Мы держим станцию на месте.

Артада наклонилась ближе, её пальцы потянулись к сенсорам, оставляя липкие следы на стекле, и она выдохнула, пар её дыхания растворился в холоде отсека, окружённого стальными стенами. Багровый свет Эридана-7 окрасил её лицо, отразившись в её глазах, и она засмеялась, её смех эхом отразился от переборок, покрытых следами старых ремонтов. Торин прижал её ближе, его рука легла на её плечо, оставляя тёплый след на её коже, и он продолжил стучать по экрану, корректируя курс станции, чьи линии дрожали под его пальцами. Дверь отсека скрипнула, её ржавые петли застонали под напором, и Лира вошла, её шаги оставляли слабые отпечатки в пыли. Комбинезон её, покрытый пятнами масла и ржавчины, обтягивал тело, а в руках она сжимала ящик с инструментами, чья крышка гнулась от тяжести. Она остановилась, её взгляд скользнул к дочери, и улыбка тронула её губы, смягчив усталые черты лица.