– Эй, ты чего? Можно больше не притворяться… – тихий обеспокоенный голос едва пробивался сквозь угасающие рыдания.

Тело трясло, дыхание замирало в спазме, и приходилось стараться, чтобы вдохнуть и выдохнуть. Появилось какое-никакое чувство безопасности. Чужая рука легла на моё плечо, и я запоздало вскинула голову, распрямляясь и протирая глаза. Тяжесть ладони возвращала в реальность. Я вновь ощутила контакт с собой и сфокусировалась на Люциусе.

– Простите, не хотел вас пугать, – извинилась я.

Мужчина тяжело вздохнул.

– Садись, – указав на стул, приказал герой.

Я стряхнула остатки слёз с красного лица и опустилась за стол. Мужчина вновь уместился рядом.

– Это талант. Не думал, что ты так хорош в подобной игре.

– Я не играл. Просто выдался хороший шанс выпустить накопившиеся эмоции. Не стоит на этом зацикливаться. Мне, наверное, сейчас нужно что-то сделать с бронёй и телом? Без ран или их подобия мало кто купится на нашу игру.

– Купятся, не торопись. Сейчас как раз время для разговора по душам. Если бы я и правда тебя наказывал, то после занимался бы лечением твоего тела. Не в моих правилах оставлять раны. А лечение не самый быстрый процесс.

– Понял, – кивнула я.

Всё-таки это милосердие хорошо вязалось с образом каноничного героя, поэтому отстаивать лучшие для себя варианты не стала.

– Пока есть возможность, хочу узнать кое-что. Помнится, я говорил, что нам не стоит пересекаться, так что же ты тут забыл, Ольгерт, да ещё и без покровительства братьев? – спросил меня Люциус, удобно вытягиваясь на стуле.

– Недоразумение. Никто из нас не должен был ехать на границу, – ответила я.

Неловко опустив локти на стол, я сжала ладони и оперлась о них подбородком. Лицо всё ещё горело после слёз, но я не обращала на это внимания. Дыхание восстановилось, да и глаза привычно сфокусировались на собеседнике.

– И как это произошло? – снимая шлем, спросил мой собеседник.

Я вновь увидела голубое сияние глаз, уродливые ожоги и шрамы. Правда, в этот раз оба глаза смотрели на меня, а не один. Не помню только, был ли Люциус ещё в повязке, когда я была в облике великого святого, или уже нет. Слишком много других вещей впилось в память. Но мне однозначно было приятнее смотреть на лицо, чем на сверкающий шлем: слишком уж бездушным казался мужчина. Приходилось по паузам и интонациям что-то отгадывать и понимать.

Сама того не заметив, я задумалась, забыла даже ответить. Да и мой нескромный взгляд не ускользнул от мужчины, и тот слегка нахмурился.

– Боюсь, мне не стоит выносить семейные проблемы на публику, – наконец ответила я.

«Пусть лучше думает, что я размышляла над ответом, а не о его лице».

– Как знаешь, – пожал плечами мужчина.

Я хотела было обмолвиться о письме, но за пределами шатра стало шумно. Вернув шлем обратно на голову, Люциус поднялся и вышел наружу. Я осталась сидеть, выжидая и прислушиваясь.

«Угадала? Или нет?» – судорожно размышляла я.

– Кажется, пропавшие кони нашлись! – среди шума разобрала я и хмыкнула.

Через несколько минут в шатёр ворвался какой-то мужчина и, заметив всё так же сидящую за столом меня, раздражённо выдал:

– Бери стол и неси в телегу! Хватит сидеть без дела.

Притворно простонав, я поднялась, но незнакомцу было плевать на мои стоны: он вовсю разбирал кровать. Мысленно вздохнув, схватила пару стульев и потащила из шатра. Стол пусть тащит сам.

Редкие встречные, занятые своими делами, бросали на меня короткие взгляды. С совершенно непритворным стоном я водрузила массивные стулья в почти забитую телегу, глянула на опадающую конструкцию шатра и скрылась в своей повозке, голодная, морально истощённая и сонная. Вползла в самую глубину, хотя это было крайне трудно: места, как и вчера, в повозке было до безобразия мало. Улеглась на сумку и ненадолго уснула.