Коллектив на заводе был дружный, лихой и задорный. Работа руками не мешала весело общаться, смеяться и рассуждать. Делились новостями, обсуждали начальство да судачили и сплетничали на разные темы. Зиночка в коллективе вела себя звонко и весело, часто и заливисто хохотала и была, как любил повторять мастер Николай Иванович, «на улыбочке». А что печалиться? Пошел третий, последний, год службы Анатолия. Письма приходили часто, порой каждый день. Баловал Толя свою Богиню вниманием, любил очень. Письма те были всегда нежными, проникновенными, длинными. Всякий раз находилось, о чем написать, даже если и писать уже было не о чем.

Вместе с Зиночкой училась и её школьная подружка Катерина. Та Катерина, которая после школы частенько любила, бывало, с Зинкой к бабушке Агафье сбегать через лесок и через поле в дальнюю деревню. Так вместе и росли они с Катюшкой. Бывало, раньше после школы шла Катя сразу к Зинке, пока родителей дома не было, а то наоборот, Зина засиживалась у подруги до самого вечера, пока мать не крикнет домой. Провожали в армию мальчиков тоже вместе. Катя давно была влюблена в друга Анатолия Сергея. Мальчики с одного года, вместе и в армию ушли.

Сергей тоже довольно часто писал Катюше. Подружка вся сияла, как начищенный самовар, получая весточки от солдата. С каждым конвертом бежала к Зинке похвастаться, размахивая письмом, как боевым знаменем, и пританцовывая на ходу. Работать Катюша пришла вместе с Зиночкой в один цех, но попала в другую смену и редко виделась теперь с подружкой. Только в выходной встречались да делились новостями про письма, работу. Одним словом, про жизнь.

Незаметно прошло в заботах лето третьего года службы ребят. Наступила осень. Буквально за пару дней покраснел, а затем и облетел старый клён у любимой Зиной лавочки. Небо все чаще было затянуто тяжелыми низкими облаками, пошли осенние затяжные дожди. Катерина ходила всё лето без настроения, письма от Сергея становились всё короче, приходили всё реже. А с августа и вовсе перестал ей Сергей писать.

А Зиночка такая счастливая была после каждого конверта. И не поделиться теперь с Катюхой радостью своей – как-то неловко. Жалко подругу, ходит сама не своя. И нечем успокоить её.

– Катя, милая, ну, я прошу тебя, не переживай. Наверняка, что-то с почтой у них. Анатолий в Германии служит, там может исправнее почта работает. Погоди немного, вот увидишь, всё образуется. А ты спроси у родителей его, что да как.

– С ума сошла? Боязно мне. Что подумают?

– Хочешь, я спрошу? Спрошу, пишет ли им. Спрошу, как у него дела. Хочешь?

То, что у Сергея все хорошо и что он приедет по весне с молодой женой, Зинаида узнала от соседей Сергея случайно. Услышала, пока в очереди за хлебом стояла. Вот это новость. Аж в ушах загудело. И ладошки вспотели. Ой, как Катюху жалко… Вот как она ей это скажет? А никак! Пусть узнает, но не от неё. Не найдет Зинка сил сказать такое подруге. Вот ведь гад!

Не прошло и пары дней, как молва о женитьбе Сергея в армии облетела все окрестные улицы. Катюша проходила со смены по своей улице до дома спешно и бочком, опустив голову и вжав ее в плечи.

– Господи, стыд-то какой, Катенька! Стыдоба от людей! А ты не реви! Вот ещё! Не стоит он твоих слёз! – то и дело причитала мать Катерины, гремя посудой на кухне и подкидывая дрова в печь по первым заморозкам.

– Хватит причитать, мама! И так тошно! Оставьте вы все меня в покое! Зинка уговаривает да успокаивает, ты еще тут! Хватит уже! Что вы понимаете? Что вы все чувствуете? Разве вы чувствуете так, как чувствую себя я? Разве вы знаете, каково мне? Предали меня, мама! Предали! У меня над головой небо было, высокое. А теперь оно пополам! Я ждала его, я любила его, и сейчас люблю! – рыдала Катюша в голос. А мать только била руками по бокам себе от безысходности и дикой материнской жалости к дочери своей Катеньке.