– Если пятерых детей увижу, пока иду, написал!

– Будет – не будет. Будет – не будет. Не будет…. А может и будет. Ерунда это всё, все мои гадания. Конечно, будет сегодня письмо! И завтра будет, и потом!

Такие беседы успокаивали и давали надежду на лучшее. И когда Зинка выходила из-за угла на свою улицу, краешком глаза видела издалека ящик свой почтовый. А сквозь дырочки в нём легко можно было увидеть, как белеет заветный конверт. Газет в то время семья не выписывала, отец приносил газеты с работы. Что там может белеть в ящике, кроме конверта? Конечно, это письмо! Скорее достать ключ от ящика, который всегда с собой у Зины. Руки не слушаются, сердечко бьётся, никак не попасть ключом в замочек. Ну! Открывайся! Есть. Тяжеленький конверт, знакомый почерк. Ура…

Иной раз тетя Шура шла и встречала Веру, мать Зинаиды.

– Привет, Вера! На вот держи, пишет и пишет! Эх, хороший парень! И семья хорошая, – вздыхала тетя Шура и, подкинув увесистую сумку почтальона повыше на плечо, ковыляла дальше.

– Да, спасибо, Шура! – кричала вслед тете Шуре Вера. – Сама-то как? Ничего? Ну, и хорошо! – сама с собой говорила Вера, разглядывая быстрый почерк Анатолия на конверте.

Зина издалека вглядывалась в дырочки почтового ящика – белеется – не белеется, и, если почтовый ящик отвечал ей темнотой, настроение тотчас же портилось, но оставалась капелька надежды, что вдруг тетя Шура шла, а мама Вера навстречу. Вдруг письмо уже дома? И спляшу, и спою! Мама всегда заставляла плясать, да подолгу. А если брат дома был к тому времени, целый концерт, умора. Зиночка тогда и танец им, и песню споёт на радостях. Колька поставит табуретку посередине кухни и орет:

– Выступает народная артистка Советского Союза, заслуженная летчица – испытатель Зинаида!

Приходилось залезать на табуретку и голосить. Чего с радости-то не сделаешь? Лишь бы отдали письмо. Хохотали до слез, до упаду. А как попадал конверт в руки, хотелось тут же спрятаться, уединиться, почитать в тишине, повторяя и перечитывая каждое слово. А потом ещё и ещё раз с начала. А завтра снова шла Зинка после учебы домой по знакомым до каждого выступа дорожкам и гадала, напишет – не напишет.

Через две зимы да через две весны, как поётся в старой советской песне, Зинаида окончила училище и вместе с подружками пополнила ряды рабочего класса в одном из цехов завода, крепкого и передового.

Зинка к своим семнадцати годам ещё больше расцвела, вытянулась, расправила плечи. Волосы густющие, с отблеском, сама вся статная да ладная, ямочки на щёчках. Одним словом, богиня! В коллектив завода влились новые девчонки быстро, легко, радостно. Работа поначалу была незамысловатая – отбирать, сортировать, проверять – и справлялись новенькие с такими обязанностями легко, без нареканий от мастера участка. Оплата была сдельная – что потопаешь, то и полопаешь. Поэтому старалась Зиночка, как и все остальные в бригаде, выше нормы сделать. И денег побольше заработать можно, и приятно в передовых ходить. Где похвалят, где поблагодарят.

Работали девчата на заводе, как и все, в две смены. Неделю утро, неделю вечер. С утренними сменами всё привычно и понятно. С петухами подъём, и ближе к вечеру уже дома. А вот вечерние смены сильно выбивали из колеи даже молодых. Начинались они после четырех часов вечера, работники выходили из цехов после часу ночи. Зиночка наша, конечно, не шла ночью домой одна, собирались целой компанией из разных цехов, ждали у завода друг друга и гурьбой шли через весь городок. Зина с подругами жила дальше всех – на самой окраине. Шли ночью бойко, не разгуливали. Торопились поскорее добраться да юркнуть под тёплое одеяло отдыхать. Утром можно было потянуться, отоспаться.