– Толь, милый, а как же я? Толь, Толечка, я не смогу долго. Толь, я умру тут без тебя, ей Богу умру….

Анатолий обнял свою курносую, прижал к себе крепко. Уткнулась Зина лицом ему в грудь, а он в её макушку носом, вдыхая такой родной запах волос. Так и стояли долго. Зинка тихо плакала, поскуливая, а Толя гладил свою богиню по спине, шептал нежные слова и уговаривал, успокаивал.

Провожали мальчиков служить в тот тёплый весенний вечер всей улицей. С Анатолием в армию уходил и его друг Сергей, все из компании Николая, брата Зины. Друзья у Кольки были постарше на годок-другой. Сам Николай учился в тот год на плотника. Он рукастый был, с детства умел держать топор. Тот самый, что угодил в ножку маленькой Зинке в весеннюю пору березового сока в деревне.

Мальчишки, кто покрепче, прошлись по дворам, столы повытаскивали, лавки по бокам, табуретки. Накрыли столы те чистыми льняными скатертями. Уставили тарелки всех мастей, стаканы, стопки – у кого что было. Родители новобранцев холодца загодя наварили, пирогов напекли, квашеной капусты и солёных огурцов из подпола подоставали. Картошка да с холодцом. Чего ещё надо? Гармонист нашелся, через улицу жил. Самогоном разжились и уселись всей улицей провожать своих мальчиков.

Зина пришла за тот стол с родителями. Сама мрачнее тучи. Посадили их с Анатолием рядом, плечом к плечу. Кто-то из местных пошутил громко, что, мол, коль невеста с женихом, то и сажать надо их во главе стола. Сейчас, говорит, и свадебку сыграем. Вспыхнула Зина, смутилась.

Весь вечер сидели по-соседски, судачили да песни затягивали то на одном конце стола, то на другом. Заканчивалась одна песня, тут же запевали другую, подхватывали третью. Молодежь с гитарой сбилась в кучу на лавке возле Зинкиной калитки, у них были свои песни да анекдоты на любую тему. Мальчишки покуривали втихую, озираясь на родителей за столами, девчонки перемигивались да шушукались. На улице стемнело, скоро по домам. Пожимали руки новобранцам и крепко обнимали их, похлопывая по спине и наставляя добрыми словами, кто как умел.

А дальше были письма. Зинаида продолжала учиться в училище. Готовилась влиться в рабочие ряды на местном заводе. Будущая профессия гордо именовалась «испытатель полупроводниковых приборов». Брат Николай подшучивал над сестрой.

– Зин, а ты у нас кем будешь-то? Летчик-испытатель! Ой, не могу!

– Дурень ты, братец! Сам ты летчик-налётчик.

– Толян-то пишет тебе? Ему сейчас, поди, не до тебя, с утра до вечера ать-два, ать-два по плацу. Напра-нале-костыль на пле-! Бегом-кругом-об стенку лбом… Отставить! – то и дело поддразнивал Николай сестру, а та только фыркала на брата да потихоньку вздыхала.

Почтовый ящик стал для Зиночки центром её Вселенной. Висел он у калитки справа, синий такой, старенький, кое-где подёрнулся ржавчиной. В нижней части ящика в два ряда были дырочки, чтобы понимать, есть там что или еще пишут. Почтальоном местным в те годы служила тетя Шура. Муж её, Степан, не вернулся с войны в сорок пятом. Сама поднимала троих детей, работая почтальоном, а по вечерам ходила школу мыть. Проходила тетя Шура по их улице обычно до обеда, так что к тому времени, когда Зинаида возвращалась с учебы, уже можно было что-то да и найти в старом почтовом ящике.

Каждый день после училища Зинка шла и гадала, будет письмо от Толика или нет. Будет или нет. По перилам и столбам гадала, по лужам и воробьям гадала, по прохожим и местным собакам и кошкам гадала. Шла и сама с собой разговаривала.

– Вот если сейчас встречу двух собак и трех кошек по дороге, значит есть письмо!