«Чего бояться? – размышляла она, стараясь отогнать тревогу. – Ну что из того, что в городе немцы? Они и до войны в Бресте жили, так же, как поляки, украинцы, белорусы и мы – русские. Другое дело, что нежданно-негаданно фашистами обернулись. Но в детей-то, наверно, стрелять не будут, зачем им? Не против же детей пришли воевать…»

– Девчонки, хватит рассиживаться! – по-взрослому распорядился Николай. – Куда дальше, мама?

– А куда глаза глядят, – ответила Елизавета.

Оттолкнулась спиной от ствола, она подхватила чемодан, побрела по тропе.

Коля в обнимку с валенками подмышкой и тряпичной сумкой на тонком локотке, продавливающем рукав пальтишка, обогнал. Бодро зашагал впереди.

– Смотрите, мама, дома! – крикнул, указывая пальцем туда, где заканчивался лесок.

Елизавета усомнилась.

– Вряд ли мы найдём там пристанище. Уж очень добротные постройки. Похоже на украинский квартал. Там, возможно, много переметнувшихся. Давайте-ка на всякий случай свернём на обходную дорогу.

Миновав сомнительный район, они перебрались через овражек. Вдруг на безлюдном месте, как из-под земли выросли двое – высокий мужчина в кожанке и женщина в длинном пальто. Издалека казалось, что парочка прогуливается по тропинке, пересекающей основную дорогу. Но вдруг они, переговариваясь, притормозили и свернули навстречу Елизавете с детьми.

Мужчина натянул кепку пониже на глаза. Спутница подхватила его под локоть. Прибавили шаг.

– Мама, давайте спросим дяденьку с тётенькой, может, они знают, где пустуют дома.

– Подожди, Надя. В наше время опасно заговаривать с первыми встречными.

Пара приблизилась. Остановилась, преграждая семье путь.

– Советки? – грубо бросил мужчина.

«Поляк», – поняла Елизавета и, схватившись за низ живота, простонала:

– Да-а-а.

Она опустила чемодан на землю. Села, скрючившись. Свободной рукой задвинула за спину сначала трясущуюся Арину, потом Надю.

Мужчина бросил в их сторону злобный взгляд. Шагнул к Николаю.

– А ну, малец, покаж, что несёшь! – процедил сквозь зубы, хватаясь огромными ручищами за валенки.

– Не отдам! – истошно крикнул Коля, сопротивляясь. – Это маме! У неё ноги больные!

– Сынок, отда-ай ему-у, – слабо протянула Елизавета, не в силах подняться.

Мужчина рванул сильнее. Валенки оказались у него. Губы растянулись в зверином оскале.

Коля, трясущийся то ли от страха, то ли от гневного бессилия, бросился к матери.

Грабитель принялся разглядывать трофей.

– Добрие, – проговорил удовлетворённо.

– Яничек, матка того гляди детско выродит, – тихо сказала спутница, кивнув взгляд на Елизавету. – Може, отдадим валенки-то?

– Вот ещё! Нех едут до Москвы, до Сталина! Нех он даст! – прокричал тот в ответ; презрительно обвёл семью глазами, прошипел: – Их бы давно на котлеты изрубить да изжарить.

Плюнул под ноги, широкими шагами устремился в противоположную сторону. Женщина засеменила следом.

Когда пара скрылась из виду, дети бросились в объятия матери. В счастливом волнении, что всё обошлось, Елизавета с каждой секундой прижимала их теснее. Внизу живота слабо ныло, но вскоре боль исчезла без следа. «Рожать ещё не время. Наверно, от страха прихватило», – подумала, пытаясь унять дрожь.

Лишь только вернулась речь, она проговорила срывающимся голосом:

– Коленька, ты – настоящий герой! Как смело за маму вступился! Но, прошу тебя… больше так не делай. Что валенки? Пусть бы даже всё забрали, главное, чтобы в живых оставили.

Лицо сына вспыхнуло. Кулаки сжались.

– Вырасту, найду и убью, – с ненавистью процедил он сквозь зубы.

– Когда ты вырастешь, не понадобится никого убивать. Мы победим, и настанет мир во всём мире, – мягко ответила Елизавета и добавила чуть слышно: – Так хочется в это верить.