С того дня она уходила спозаранок, чтобы вернуться, пока дети не проснулись. Двух часов вполне хватало на уборку, но делала всё на совесть – с детства не любила нареканий.

По всему было видно, что добродушную и хорошо воспитанную хозяйку дома радует такая помощница.

– Пани Лиза, никто, кроме вас не может так ровно застелить кровать, – часто повторяла та, проводя ладонью по накрахмаленному кружевному уголку, накинутому на взбитые подушки.

Как-то, собравшись на работу, Елизавета распахнула дверь и остановилась в изумлении. Прямо с порога далеко вокруг стелилось тонкое белоснежное покрывало. Она глубоко вдохнула, глотнув морозной свежести, и заспешила по хрустящему снежку, благодаря Бога, что дети наконец-то перестали голодать.

Войдя в хозяйский дом, удовлетворённо подумала: «От каждодневной уборки всё сияет чистотой. Теперь можно выполнять работы не в раз, а по графику», – и принялась за стирку.

Справившись быстрее обычного, уже собиралась домой, как из прихожей донеслось:

– Боже ж ты мой! Да как же так можно-то, дитятко! Босиком да по снегу!

Елизавета бросилась из прачечной. В коридоре столкнулась с пани Фальковской. Та несла на руках босую, одетую в один лишь сарафан Арину.

– Быстрее грейте воду, пани Лиза! – распорядилась хозяйка; сама же быстро закутала ребёнка в одеяло и принялась растирать пятки.

Подоспела Елизавета с тазом. Окунув ноги дочери в горячую воду с сухой горчицей, запричитала:

– Аринушка, как же тебя угораздило голой на улицу выбежать?

– Мама, я проснулась, а вас нет… Я напугалась, – принялась сбивчиво оправдываться та, растерянно озираясь, будто не понимала, с чего поднялся такой шум. – Решила за вами пойти. Дверь открыла, а там снег… и следы. Я подумала: что ж теперь не ходить, что ли, раз снег? Вот и побежала за вами.

Пани Фальковская, покачав головой, удалилась. Вскоре из кухни потянуло жареным, а ещё через некоторое время хозяйка вернулась с большой тарелкой. Арина, всё ещё замотанная в одеяло, полусидела на диване, как бабочка, с наполовину торчащей из кокона головой.

Пани Фальковская устроилась рядом и принялась кормить её блестящей от масла картошкой с тефтельками. К чаю дала конфету. Всё это Арина поглощала почти не жуя, неотрывно глядя на сервант, где сидела невиданной красоты кукла в юбке-пачке. Казалось, что стоит попросить, и добрая пани не задумываясь отдаст игрушку. Но Арина не попросила. Вместо куклы её просто тепло одели и обули. При этом она никак не могла взять в толк, чему так радуется мама.

– Пани Лиза, а давайте-ка я возьму вашу старшую дочку в няньки, – неожиданно предложила хозяйка, провожая до порога, – Тадеушу годик исполнился, скоро на ножки встанет, за ним нужен глаз да глаз.

***

Приближался Новый год. Явившись на работу, Елизавета застала хозяйку в сильном возбуждении. Та со страдальчески воспалёнными глазами ходила взад-вперёд по комнате, теребя носовой платок.

– Что стряслось, пани Фальковская?

– Облавы, расправы, пани Лиза. Постоянно облавы и расправы, – зашептала та.

– На поляков?! – удивилась Елизавета.

– Слава Богу, нет. Мы ведь покорились… Но эти бедные евреи! Мало того, что им сделали ничтожные нормы продуктов по карточкам, так и просто со свету сживают, – она всхлипнула, промакнула платком уголки глаз. – Вчера я наведалась к Вуйчикам, что на другой улице. Сидим с Майей, за жизнь разговариваем. Вдруг слышим рёв мотоциклов, крики неподалёку. Она схватилась, побежала за сыночком – тот уходил погулять с друзьями. Я – к окну. Смотрю, немцы из дома напротив людей выгоняют: старика, женщин… Автоматами в спины тычут, орут: «Где ещё одна?! Отвечайте, еврейские свиньи!». Тут верзила показался. Волочёт за волосы дивчину и злобно так своим: «Думала, мразь, что в печке её не найду!» Подтолкнул к остальным и давай из автомата строчить. Потом позапрыгивали на мотоциклы, умчались.