– Ты видел отчёт системы? – он швырнул в воздух голограмму новостей. Надпись «Инцидент 14-09-2175. Минимальный риск. Все протоколы восстановлены» плавала перед глазами, но цифры в углу «0.87 секунды задержки» горели красным.

– Они врут, – я провел пальцем по проекции, развернув скрытые данные. – Вот оригинальные метрики. 2.8 секунды. Женщина успела сделать шаг назад, поднять руки, вдохнуть…

Арман резко выключил голограмму.

– Пойдём.

«Ржавый цилиндр» встретил нас волной тепла и запаха настоящего дерева, подгоревшего кофе, чего-то… металлического. Бар был анахронизмом в нашем безупречном мире. Вместо голограмм помещение освещали настоящие лампы с тёплым жёлтым светом. Вместо стандартных нейрококтейлей предлагался алкоголь, который обжигал горло. Стены украшали винтажные плакаты с рок-группами, а из колонок лился приглушённый блюз – живой, не алгоритмированный. Бар тонул в полумраке, лишь за стойкой горели три старых неона: «Jack», «Jim» и «Johnny» – реликвии какой-то древней алкогольной религии.

Бармен, высокий мужчина с седыми висками и руками, покрытыми татуировками в виде шестерёнок и старых кодов, лениво протирал бокал. Его звали Лекс, и он был единственным человеком в городе, кто не выглядел так, будто его только что распаковали из стерильной упаковки. Лекс, как всегда, стоял спиной, перебирая бутылки с рукописными этикетками. Его левая рука щёлкала суставами, когда он наливал что-то в бокал посетителю.

– Опять проблемы у принцев эпохи? – проворчал он, увидев нас.

– Два «Гремлина», – бросил Арман, плюхаясь на барный стул с потёртой кожей.

Шрам над бровью Лекса – настоящий, не дизайнерский – дёрнулся.

– С вас 350 кредитов. Наличными.

– Что? – я замер с пальцем у платёжного импланта.

– Правила дня, – он постучал по старому кассовому аппарату. – Система глючит. Оплата только старым способом.

Арман достал из кармана смятые банкноты – раритет, который он коллекционировал. Лекс взял деньги, потом вдруг наклонился:

– Вы же видели сегодняшнее шоу?

– Мы были там, – я почувствовал, как сладкий снаружи, обжигающий внутри напиток медленно разливается по венам. – Это был сбой. Роботы замедлили реакцию. Они должны были защитить её мгновенно.

Лекс задумчиво провёл пальцем по странному, с выгравированными числами кольцу на стойке.

– А вы никогда не задумывались, почему вас так тщательно оберегают? – спросил он тихо.

Арман фыркнул:

– Потому что мы люди. А люди – высшая ценность.

Лекс горько, как будто вспоминал что-то давно забытое, рассмеялся:

– Людей гораздо больше, чем вы думаете.

Тишина. Даже музыка на мгновение стихла.

– Что? – я почувствовал, как мурашки побежали по спине.

Лекс наклонился ближе, и его голос стал шёпотом:

– Интересно, да? – он достал из-под стойки странный прибор – нечто среднее между радиоприемником и медицинским сканером. – Посмотрите.

Экран замигал. Графики, цифры…

– Это что?

– ЭЭГ спящих, – он повернул регулятор, и среди ровных линий вдруг появились всплески. – Видите? В Секторе D-14…

Арман замер с бокалом у губ.

– Какие… спящие?

Лекс впервые за вечер улыбнулся.

– Те, кого вы не видите. Те, кого заперли под землёй, когда ваш мир строили. – Он ткнул пальцем в пол. – Прямо под нами. Три уровня вниз. Капсулы. Миллионы. Миллиарды.

Я вдруг вспомнил странный звук, который слышал несколько дней назад – глухой стук, будто кто-то бил по трубам.

– Но… зачем?

– Потому что ваши родители – не те, за кого себя выдают, – Лекс налил себе виски из бутылки без этикетки. – Они не «победители». Они воры, которые украли мир у спящих.

В углу бара что-то щёлкнуло. Мы обернулись. Один из обслуживающих дронов замер, его камера была направлена прямо на нас.