Потом появился Абруй, который и приходил с утра до Данкавого дома. Сейчас он выглядел более мужественным, чем раньше, был одет в такие же красные ботинки с украшениями из драгоценных камней и в белые полотняные широкие брюки, как и утром, но без рубашки, с серьгой в носу и с венком из пшеничных колосьев. Абруй несколько раз бросил взгляд на семью Данки, в частности больше на Миру (но Данка предполагал, что это ему показалось), и сел на свое место – левый престол с головой яка.

Никому не нужно было говорить куда смотреть дальше. Данка перестал даже дышать. Вся деревня задержала дыхание, глядя туда, где с минуты на минуту должен был появиться последний и самый старый и мудрый старейшина. И он не заставил себя долго ждать. Подул легкий ветерок, и взгляды всего поселения обратились к главному входу.

Человек мягко ступил под крышу своего дома. Ноги его были босые с браслетами на щиколотках, одет он был, как и на каждый праздник, в белую ритуальную рубаху до пят, подпоясанный поясом с Родовой Обереговой символикой – разноцветными ромбами и крестами. Белая борода его, тоже была подпоясана под пояс, обходя его стан три раза, а у самого лица в бороду были вплетены маленькие серебряные колокольчики, которые пели прекрасную песню, когда он шел. Около одного глаза была маленькая татуировка земного плодородия – ромб с четырьмя точками внутри, а под другим Солнце-бога Святовита – солярный круг с двумя символами мощи человеческой и богов над ними. Темные глаза его смотрели на всех словно пронзая каждого насквозь. Свет костра отражалось в его глазах. Рад – так звали последнего старейшину – держал в руках небольшой посох, украшенный миниатюрной вырезанной головой лося. Рад ступал медленно, и также, как предыдущие два старейшины, прошел через центр и стал у своего трона, но не сел, а продолжал осматривать людей.

Потом, подняв руки в гору, он произнес так, что все люди втиснули головы в плечи, словно небо сейчас обрушится на них:

– Боги наши суть Отцов наших, а мы – дети их, и будем достойны Славы Богов наших, и создадим хороших дней множество, да во славу Родов наших, троекратно более, чем волосов в бородах наших! Радуйтесь!

Началось звучание голосов, сначала тихое, а потом, как волна идущая на берег, все громче и громче. Но Рад поднял руку, и голоса смолкли, только бубенцами в бороде пели свою песню «дзинь-тинька-дзынь-тинька-тинька». Данка весь, дрожа, смотрел на этого человека, которому они были обязаны счастливой жизнью. Рад обвел всех снова взглядом и сел на свое место, положив руки на посох. Руки его были старые, кожа почти вся иссохла, но если присмотреться можно было заметить, что руки эти никогда не знали грубой мужской работы, а только возносились вверх в молитве.

После поднялся Абруй. Голос его был более раскатистый:

– Поздравляю вас всех с праздником нового рождения нашего! – на минуту голос его заглушили крики и свисты людей, но Абруй поднял руки и снова все затихли. – Сегодня мы празднуем ровно триста лет, как старейшины избавили вас от врага, который уничтожал ваш род, делая набеги из замка на холме, – он махнул рукой в направлении замка, – но сегодня вам ничего не надо бояться! Наши предки избавили вас от врага! Наш предок Ничапыр боролся день и ночь! День и ночь! Но сила их была равна, и не могли победить друг друга! Тогда Ничапыр взял договор с врага об ежегодной человеческой жертве, и не будет больше отродье Чернобога хватать людей, когда ему вздумается! И оставил Ничапыр после себя сыновей своих Кривду и Старосвета, чтобы следили они за договором, так как только потомки Ничапыра могут иметь разговор с тварью. И силу имели потомки его такую же. Ведь если разобьет договор отродье Чернобога, чтобы смогли потомки защитить поселение от врага страшного! Поэтому мы, потомки Ничапыра, говорим вам, – и Абруй крикнул во всю силу так, что вздрогнуло пламя, – радуйтесь!