Заколдованное место Гульнара Василевская, Андрей Новиков
Тьмутараканьэйрпорт
Гульнара РимовнаВасилевская
Угораздило же меня залететь в эту дыру. Забытое всем миром место! Разве это аэропорт? Куры гуляют по летному полю. Плевать они хотели на самолеты. Разбегаются чуть ли не из-под колес. А сами «воздушные суда»! Музейные экспонаты! Еще бы крылья Икара подвесили где-нибудь, чтоб всю историю авиации представить!
Впереди по маршруту нас ждал эпицентр циклона. Вдруг ни с того ни с сего один из двигателей забарахлил, и пилот произвел вынужденную посадку. Так я застрял между Красноярском и Новосибирском, а мне еще до Москвы добираться!
Бреду под моросящим дождем в сторону сарая, который, по-видимому, представляет собой здание аэровокзала. Стараюсь остановить внутреннее брюзжание. Надо успокоиться. Сейчас узнаю, когда будет рейс на Новосибирск. Это все же крупный город, а не какая-нибудь Тьмутаракань. Пришлют резервный борт, не будем долго сидеть. Замечаю боковым зрением девушку, что летела в самолете в соседнем ряду. Она идет в толпе пассажиров к аэровокзалу. Светлая, с косой. Красивая. Подхожу и предлагаю донести ее рюкзак. Она поднимает глаза… с золотинками. В них хочется смотреть. Я ее еще на регистрации приметил.
Девушка поворачивается ко мне, и я снимаю с ее плеча за лямку рюкзак. Ого, не слабо! Тяжелый. В ответ тихое: «Спасибо».
Дальше идем молча. Заходим в здание и глохнем от гула забитого людьми зала, накаленного жаром ожидания. Мы делаем круг почета – все занято. Сесть негде. Подхожу к стене, достаю из своего рюкзака туристический коврик, стелю на пол и приглашаю устраиваться.
Мне удалось удивить девушку. Она улыбается и садится.
– Павел, – знакомлюсь я.
– Люба.
Оставляю ее с вещами и иду узнать про рейс.
Тетка в справочной устало повторяет наседающей толпе:
– Рейса на Новосибирск нет. Информации нет. Когда будет, не знаю. И вообще никуда вылетов нет. Видите, какая погода.
И точно – ветер только разгулялся! Его нарастающие порывы с воем швыряют в потемневшие окна массы воды, которые струями стекают вниз по стонущим стеклам.
Отстаиваю очередь в буфете и возвращаюсь с двумя стаканами чая и с зажатым под мышкой пакетом с пирожками. Люба улыбается, лезет в свой рюкзак и достает яблоко и конфеты.
Пирожки с разной начинкой, поэтому я разламываю первый попавшийся, протягиваю Любе ее половинку, надкусываю свою, вдыхаю и ныряю в детские воспоминания. Бабуля пекла такие же с капустой и луком в тоненькой обертке из теста, через которую просвечивали молотые перчинки. Ее пирожки редко дотягивали до застолья, расхватывались еще на этапе приготовления. Мы с Любой пируем.
Рассказываю ей, что был в командировке в Братске, а теперь возвращаюсь в Москву через Красноярск и Новосибирск. Чем занимаюсь? Энергетик я. А ты? То есть вы? Люба летит в столицу на курсы по реставрации.
За окном черным-черно. Незаметно шум в зале замирает, как будто кто-то невидимый подкручивает реле. Счастливчики расположились на скамьях. На всякий случай опять иду в справочную.
«Ничего не известно. Экипаж уехал. Куда-куда? Отправился отдыхать. Ремонтную бригаду вызвали. Только чего им на ночь глядя ехать? Утра будут ждать. А я что могу поделать? Гостиницы тут нет. До ближайшей? Километров сто. Где живу? В деревне, неподалеку. Только у нас тоже гостиницы нет».
– Как вас зовут? – спрашиваю вежливо, почти вкрадчиво.
– Ну, Зина.
– Зина, Зинаида… Как вас по батюшке?
– Ивановна.
– Зинаида Ивановна, я вас очень прошу, как появится известие про первый самолет на Новосибирск… Запишите, пожалуйста, Павла Демешева! Это я. Мне очень надо.
– Всем очень надо, – говорит тетя Зина спокойно, встает и выходит из своей будки. И я вижу, что она совсем невысокого роста, состоит из сплошных округлостей, включая пучок на затылке.
Зинаида Ивановна идет в буфет, возвращается оттуда к своей рабочей будке с пакетом и бутылкой молока, наполняет миску, что приткнулась рядом, вытряхивает косточки из пакета на картонку. Тут же откуда-то выныривает тощая рыжая кошка. Припала, только острые лопатки горбятся.
Иду к Любе, достаю из рюкзака свитер, скатываю подсохшую куртку, кладу все на край коврика и командую девушке:
– Ложись… тесь.
Она послушно располагается у длинного края, я устраиваюсь за ее спиной, обнимаю и шепчу:
– Извините. Так мы вдвоем поместимся, и будет теплее.
– Я поняла.
Не сплю. Я знаю, что Люба тоже не спит, хотя и не шевелится. Нам тепло. И не только от того, что мы прижались друг к другу. Медленно раскатившаяся по телу волна наполнила каждую клетку током и осела… Вздыхаю. Осела в районе сердца.
Люба тоже еле слышно вздыхает. Чувствую это только потому, что ее волосы легко коснулись моего лица.
– Давайте разговаривать, – шепчу я.
Она осторожно поворачивается ко мне, и ее глаза оказываются напротив моих глаз, губы почти касаются моих губ.
– Люба, почему вы стали реставратором?
– Сколько себя помню, всегда любила рисовать. У нас в Сибири так красиво! Столько храмов. Столько икон надо подновлять. Выучилась на художника. А почему вы стали энергетиком?
– С детства пытался понять, откуда берется электричество. Однажды чуть не засунул отвертку в розетку – увидел, как отец там ковырялся, и лампочка в торшере зажглась. Хотел повторить его опыт, да бабуля вовремя поймала. В кружок меня записали, где цепи разные собирал. Города игрушечные выпиливал из деревяшек и свет к них проводил. Удивлялся, как невидимый ток пробегает по проводам, и загорается лампочка.
Мы продолжаем шептаться, и я узнаю, что Люба – самая старшая в семье, а их у родителей шестеро, и все мальчики, кроме нее. Удивляется, что я один у мамы с папой. Еще восхищается, что был во многих странах. Я, конечно, перья распустил – напел ей про Индию там, про Китай… Люба только по Сибири ездила. Зато пожила на Таймыре. Тут охаю я. Люба летом до дальних скитов добиралась с ненцами на нартах. Оказывается, полозья по траве отлично скользяяя… Мы засыпаем. Она еще спрашивает, почему у меня с собой туристический коврик. Кажется, все-таки ответил, что забирался на Красноярские столбы… Еще она любит чай с вишневым вареньем. И я люблю… Я поцеловал Любу или только хоте…
Просыпаюсь от того, что дятел громко и настойчиво стучит по дереву. Открываю глаза, поднимаюсь – закутанный в шарф старик, в пиджаке и надетом поверх болоньевом плаще, который не сходится на животе, похожий на нахохлившуюся сову, бьет вареным яйцом о край скамьи, а сам смотрит на нас близко посаженными глазами из-под мохнатых козырьков-бровей. Оказывается, уже рассвело.
Люба тоже встает, улыбается мне, потягивается. Я ласково касаюсь ладонью ее щеки, иду в справочную. Тетя Зина сидит на месте, усталая. Узнает меня и, не дожидаясь вопроса, говорит:
– Циклон усиливается. Движется на Москву. Обещали один борт. Я вас записала.
Благодарю, почти кланяюсь, и топаю в буфет. Пирожки закончились, но чаю полно. Румяная веселая буфетчица в белоснежном кокошнике, из-под которого рвется наружу рыжая химия, разливает кипяток из такого же жизнерадостного, как она, трехведерного самовара. А вчера я этого пузана и не заметил!
Люба, умытая и свежая, сидит, смотрит куда-то и еще не видит меня. Встречается со мной глазами, и они радостно вспыхивают. Девушка лезет в свой рюкзак и достает пакетик с кедровыми орехами:
– Везла гостинец на курсы, но не голодать же нам.
Дождь то стихает, то начинает биться в окна, как вырвавшийся на свободу сумасшедший. Люди заняты, кто чем. Старик-сова шумно прихлебывает из эмалированной кружки. Между скамьями носится чей-то ребенок.
Мы с Любой сидим и пьем чай с орехами и конфетами. Заодно выясняется, что оба любим походы, Рембрандта, Наутилус[1]и Арсения Тарковского. Расходимся в одном – Люба обожает собак, а я – кошек.
Звонит мобильный:
– Все хорошо, мама. Нет, еще не долетел. Нас тут по работе задержали. Послезавтра буду. Все хорошо – не волнуйся.
Следом звонок с работы. Я встаю, хожу туда-сюда. Циклон уже добрался до Москвы, и рухнула опора с высоковольткой. Боятся поднимать. Ничего без меня сделать не могут! Даже ненадолго нельзя оставить! Разговариваю то с инженером по технике безопасности, то со своим замом и потихоньку начинаю закипать. Дохожу до противоположного конца зала, все убеждаю, разворачиваюсь и ловлю Любин взгляд. Она смотрит внимательно, как будто не узнавая меня, как в первый раз. Возвращаюсь, сажусь рядом с Любой, опустошенный невозможностью повлиять на ситуацию.
Я вслушиваюсь… Через завывание ветра с дождем прорезается звук. Постепенно он нарастает, превращается в гул… Посуда начинает тоненько дребезжать в буфете. Самолет прилетел! Смотрю в окно – кружит, никак не решается сесть, но потом все-таки приземляется. Ан-24, совсем маленький, ну ничего.
Объявляют регистрацию на Новосибирск. Вмиг выстраивается очередь к окошку. Хватаю Любу за руку и тяну за собой – пошли регистрироваться скорей. Наскоро закидываем вещи в рюкзаки и встаем в очередь.
До нас оставалось человек пять, когда тетя Зина объявляет, что самолет полон, и тут же называет в микрофон мое имя и фамилию. Я хватаю Любу за руку, и мы протискиваемся к окошку.
– Зинаида Ивановна, нас двое. Павел Демешев и Любовь… Как твоя фамилия? – поворачиваюсь к Любе.
– Лазарева.
– Любовь Лазарева. Зарегистрируйте нас, пожалуйста!