Перевязываю его, разорвав чистую футболку, пою водой. Это Василий, водитель пазика. Он говорит, а у меня все обрывается внутри. Автобус тормознул какой-то мужик в ватнике. Василий открыл двери, и сразу из кювета выскочили еще двое в тюремных робах с самострелами. Его ударили, а дальше он ничего не помнит.

Мобильный. Только бы была связь. Набираю 112, а там как будто ждали – сразу задавать вопросы. Диктую координаты с телефона, и мне сообщают, что трое заключенных сбежали из колонии. Скомандовали оставаться на месте, ждать оперативный отряд ФСИН[2].

Люба, Люба! Как же я оставил ее? Ждать оперативников? Там женщины. Что уголовникам взбредет в голову? Зачем им лишние свидетели? От этих мыслей меня начинает колотить. Я сажаю Василия на обочине и спрашиваю: «Дождешься оперов?» Он кивает: «Беги. Одни бабы там». Подпираю его со спины рюкзаком, забираю с собой документы, пауэрбанк, налобный фонарик и походный складной нож. Снимаю куртку и укрываю Василия. Рядом кладу бутылку воды. Телефон ставлю на беззвучку, включаю режим отслеживания моего местоположения, бегу по боковой грунтовке, которая ведет в лес.

Я хорошо бегаю, и теперь очень рад, что тренировался на трейлах. По телефону вижу, что пробежал по лесу шесть километров и ничуть не устал. Грунтовка круто сворачивает вправо, я следую по ней и почти налетаю на пазик.

Присев, пячусь назад. Не дышу, слушаю. Тихо. Никого нет? Что с Любой и тетей Зиной? Их убили? Сердце стучит так, что кажется разорвется голова. В пазике никакого движения. Стараясь не хрустеть ветками, подбираюсь в зарослях к дверям автобуса. Они распахнуты, внутри по-прежнему мертвая тишина.

Набираюсь храбрости, вылезаю из кустов, поднимаюсь по ступенькам – никого! Автобус пустой, никаких следов. Слава Богу, крови тоже нет. Куда все подевались?

Прохожусь по салону, заглядываю под сиденья, вижу какой-то шарик. Поднимаю – шерсть… Люба была в шерстяном свитере. Комок круглый и крупный, с перепелиное яйцо. Из него торчат тонкие усики – как специально скрученные.

И тут меня осеняет! Это не усики, это – ножки! Шмель! Люба оставила такой знак в надежде, что их будут искать. Уголовники двинулись в Шмеленки, решили отсидеться там, пока утихнет шум.

Тут начинает вибрировать мой телефон. Прячусь в кустах и беру трубку. Оперативники! Говорю четко, понятно, чтобы на том конце поверили в догадку, чтоб не терять времени на вопросы. Сейчас самое главное – успеть! Передаю координаты автобуса. До Шмеленок около четырех километров.

Иду осторожно, чтобы не наткнуться на бандитов. Схожу на тропинку вдоль грунтовки. Еще светло, следов не видно.

Вышел к Шмеленкам, когда уже стало темнеть. Дождь продолжает сеять. Домов двадцать забираются на пригорок. Который тети Зины? Пробираюсь к крайней избе, что стоит на отшибе. Света в окнах нет. Но дом жилой, во дворе сушится белье. Заглянул в окно, в комнате – никого.

Я чуть не заорал, когда на мое плечо легла тяжелая рука.

– Кого ищешь, мил человек, – голос спокойный, возрастной.

Оглядываюсь – дед как из сказки – с белой бородой и белой рубахе, с посохом в руке.

Спрашиваю, где живет Зинаида Ивановна.

– Полуянова? Видишь на пригорке дом с красной крышей? А чего она тебе сдалась?

Смотрю на дом, там горит одно окошко. Прошу деда войти к нему, а там выдыхаю и расспрашиваю.

Нет, посторонних он не видел. Мужик Зинкин в геофизической партии. Детей трое, старший живет в городе, младшие – у сестры в Полуяновке, в трех верстах от Шмеленок. Я выдыхаю – будем надеяться, что тети Зины дети так в Полуяновке и сидят, маму ждут.

Деду коротко разъясняю, что сбежали зэки, и Зинаида Ивановна в беде, а с ней и девушка Люба. И раз свет горит, там бандиты. Что они с женщинами могут сделать – подумать страшно. Пока я судорожно соображаю, быстро и бесшумно открывается дверь.