К весне сруб отстоялся, но вовремя стройку не продолжили: доски для стропил на зиму укрыли как-то не так, Федот не проверил, и они прогнили. Путята из-за этого запил и однажды, пьяный в дым, кричал, что это Дарёна от зависти новый дом сглазила. Девочка ходила ни жива ни мертва: а ну как Путята придумает соврать, что она положила череп? А там и про кровь вскроется! Благо новые доски успели найти до дождей, и его слова забылись.

Стройка затянулась на несколько лишних месяцев, но всё-таки закончилась, только вот не закончились на этом беды. С новосельем тоже выходило негладко. День никак не могли выбрать: то на неделю зарядит проливной дождь, а когда выглянет солнце – церковный календарь не велит, после – луна на убыль пошла, какое тут начинание? Одна убыль и будет в доме, если под такой луной в него поселиться. Только вот за тот год Глашка успела понести и вот-вот уже должна была родить. Переехать нужно было до рождения младенца, а иначе потом ещё год ждать: кто его, беспомощного, без защиты богини, в новый дом понесёт? Да и то, что изба столько времени пустая стоит, тоже плохо: того и гляди в ней заведётся домовой, раз хозяина-человека нет. Путята знал – точно заведётся, дом-то от нечисти никак не защищён. Наверное, потому и опустошил отцовский погреб: всё, что было припасено на продажу, распил с дружками. Наутро тётка гоняла похмельного сына по избе кочергой, как не убила – только богиня знает. А после решила, что переезд будет ровно через неделю. И там хоть дождь, хоть град, хоть вестники богинины с небес спустятся, но выселит она сына в новый дом.

Дарёну снова накрыло муторным беспокойством. Не нужно было быть ведьмой, чтобы понимать: на новоселье обязательно случится какая-нибудь беда.

За два дня до назначенного срока, когда Путята уже уехал в приход за попом, чтобы тот освятил новоселье, по соседям понёсся слух: совсем рядом с деревней, в ближнем лесу, видели ведьму.

Дарёна всё надеялась, что тётка примет это как дурной знак и, может, снова перенесёт новоселье или – ещё бы лучше! – поймёт, что с новым домом что-то не так. Позовёт батюшку Иннокентия или Савелишну, и вот уж они-то разберутся!

Чуда не случилось. Тётка, забористо ругаясь, обвинила Потапа в том, что он, болван скудоумный, спьяну слухи распускает и нет на самом деле в округе никакой ведьмы. Только вот к соседям пешком через лес на всякий случай отправила Дарёну. Так и сказала: тебя не жалко в случае чего.

Лес Дарёна любила. Сюда можно было сбежать, когда злятся взрослые или когда по пятам бежит Ванёк. Здесь можно было забиться под лапы огромной ёлки, что ниспадали до самой земли, и вволю поплакать – тётка не услышит и не станет ругать и обзывать бесполезной соплюхой. Здесь можно было вволю помечтать, что она героиня одной из бабушкиных сказок, идёт навстречу настоящим приключениям и ни капельки их не боится. Главное – соблюдать все правила и быть осторожной. Не идти туда, где слышится человечий голос, просящий о помощи, не шуметь и не топать, не забыть перед входом в лес осенить себя богининым серпом. И – самое важное – вернуться домой затемно, иначе молись, не молись богине, а спастись уже вряд ли выйдет. По дороге пройти ещё, может, получится, а вот если ночь застала тебя в чаще – точно станешь ведьминой добычей.

Обычно ходить в лес Дарёна любила, радовалась возможности сюда сбежать. Только вот сегодня с не меньшей радостью осталась бы дома.

Сухая ветка хрустнула где-то левее дороги, девочка мигом обернулась в ту сторону, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в подлеске. Если придётся бежать, то лучше заранее, пока ведьма не подошла близко: в руках у Дарёны две корзины, в одной из них в том числе и яйца. Перебьются, что она сперва горшечнику, а потом и тётке скажет? А если горшечник без мзды посуду отдавать не захочет?