– А чтоб тебя! – ругался где-то правее Путята, прижимая к земле воинственно квохтавший мешок. Начал щупать его, пытаясь понять, где горловина.

Земля на дне ямы уже начала раскисать от сырости, Дарёнина ладонь погрузилась в неё чуть глубже и – напоролась на что-то острое. Девочка отдёрнула руку, потом сунулась посмотреть, что же это вообще могло быть?

В полутьме ямы, припорошенный землёй, белел осколок кости.

Человечья? Дарёна задохнулась криком, отшатнулась, осела на попу и, лихорадочно перебирая руками и ногами, поползла прочь, даже не подумав о том, что вся юбка будет в грязи. Из-под пятки, вспахавшей размокшую землю, на поверхность выкатился самый настоящий человечий череп.

Вот тогда Дарёна завизжала по-настоящему.

– Чокнутая? – вызверился Путята. Швахнул такой подзатыльник, что девочка клацнула зубами. А потом посмотрел поверх её плеча. – Богиня ма-а-ать…

Петух с шумом выпростался из мешка, захлопал крыльями, пытаясь взлететь на край ямы. Ни Путята, ни Дарёна не повернули головы.

Дом на человечьих костях! Да тут до Савелишны не надо ходить, и так понятно, нельзя дальше строить! В таком доме сама Смерть вместо домового поселится! Не будет богиня защищать того, кто на чужих костях живёт! Захоронить незнакомца на кладбище около деревни, справить всё чин по чину, чтобы обиженный дух не пришёл требовать отмщения, засыпать яму и начать стройку в другом месте, а тут всем предупреждение оставить, чтоб не строились. Вот тогда, возможно, несчастья получится избежать.

Путята медленно-медленно повернулся на Дарёну, девочка невольно подняла на него взгляд в ответ.

– Если ты, – с неожиданной злостью зашипел Путята, – хоть кому слово скажешь – рядом с этими костями и похороню!

У Дарёны вмиг пересохло во рту. Он хочет продолжить стройку? Тут? Прямо так?

– Поняла?! – повысил голос Путята, занося ногу для пинка.

Дарёна поспешно закивала, напряглась, ожидая удара. Бить её Путята не стал, сплюнул, шагнул туда, где скакал вдоль стены петух, похоже собираясь отловить заполошную тварь. Дарёна не верила своим глазам, неужели он хочет ещё и жертву принести? А не станет ли от этого хуже?

Хотя разве можно уже хуже? Может наоборот, жертва хоть немного от несчастий огородит?

Только петуха ещё надо было поймать. Он выпархивал у Путяты из-под самых рук, клевался, бил когтями и крыльями, грозно квохтал. Сдаваться явно не собирался.

– Да помоги ты! – гаркнул озверевший вконец Путята.

Дарёна только начала подниматься на негнущиеся, словно деревянные, ноги, как петух взвился в высоком прыжке, заполоскал крыльями, оттолкнулся от рук Путяты и взлетел на край ямы.

– Твою мать! – рыкнул Путята, бросаясь к лежащей на земле лестнице. Замер, не донеся руку.

Сверху, пока ещё в отдалении, послышались голоса. Путята выругался, оставил лестницу, метнулся к Дарёне. Схватил её за плечо, почти отшвырнул к стенке ямы, показал жестом, сиди, мол, на месте.

Дарёна не удержала равновесия, снова шлёпнулась на отбитую уже попу. Совсем рядом с ней в темноте белел череп, и отвести от него глаз она не могла. Путята тоже прислонился к стенке, мрачно погрозил девочке кулаком. Она снова поняла его без слов – пикнет, одним подзатыльником не обойдётся. Дарёна сжалась в комок, обняв себя руками за плечи. Череп словно смотрел в ответ и ухмылялся, предвещая беды.

Голоса приблизились, Дарёна узнала их. Дед Сидор, что жил у самых ворот и часто оставался днём сидеть сторожем при открытых створках, с ним Потап, частый собутыльник Путяты. Они явно оба были навеселе, то ли Новый год продолжали отмечать, то ли отца Немиры провожали заранее, дед Сидор другом ему был. Они, быть может, и прошли бы мимо, увлечённые нетрезвой болтовнёй, но петух решил, что пора ему честь знать, и порхнул от края ямы.