– Что это там, смотри, – всполошился дед Сидор.

– Что, где? – заволновался следом и Потап.

– Да вон, лови!

Путята ругнулся сквозь зубы, Дарёна сунула руку между застёжками душегреи, нащупала сквозь рубашку лежащую за пазухой птичку. Что загадать, она не знала, только твердила про себя: «Хоть бы обошлось, хоть бы обошлось, хоть бы обошлось».

– Смотри, петух! – победно крикнул дед Сидор. – Да жирный зараза!

– Точно не тварь какая? – уточнил Потап куда осторожнее.

– Сам ты тварь, – обиделся дед Сидор. – Петух как петух, себе его заберу!

– Откуда тут петуху быть? – икнул Потап, но дед его перебил:

– Да мало ли со двора у кого слетел! Теперь мой будет! А потому что надо за скотиной лучше следить!

Понемногу голоса стали удаляться, и Дарёна выдохнула и разжала пальцы на игрушке. Их не заметили. Только вот «обошлось ли всё», девочка была не уверена.

Домой они вернулись ни с чем, и там, при свете лучины, Дарёна обнаружила, что поцарапалась она об кость до крови. Наверняка хоть несколько капель, но в земле осталось! Вот тебе и куда уж хуже: дом не только на костях, а на костях и свежей крови. Как будто нарочно Смерть в гости позвали! Сказать об этом Путяте сразу Дарёна побоялась, а потом стало поздно. Он соврал тётке, что всё они сделали как надо, и стройка продолжилась. Боялся он гнева тётки или того, что денег на новую стройку Федот ему не даст, Дарёна не знала.

Несчастья на дом посыпались сразу, каждый день что-нибудь да случалось. То топор кто-то себе на ногу уронит и спасибо, если обухом вниз, то потеряют что-нибудь важное и ищут потом полдня.

Погребная яма всё-таки начала осыпаться, и подклёт ставили наскоро, его кое-где перекосило. Федот ругался на плотников почём зря, но оказалось, что настоящая беда ещё впереди. Когда возводили сруб, одно из брёвен сорвалось и зашибло неудачно стоявшего рядом артельщика. Его повезли то ли к попу в приход, то ли в город, Дарёна не поняла, уж больно долго взрослые спорили, но не довезли. Помер на середине пути. После такого соседи начали шептаться, что дом проклят, и только Дарёна знала, что это всего лишь начало. Не будет добра от дома на крови. Но Путята молчал, а Федот называл эти разговоры суевериями и не хотел слушать. Потому переждали короткий траур, досложили сруб и оставили его отстаиваться на год.

Сама Дарёна старалась держаться от стройки подальше. Нет, не потому, что от неё веяло какой-нибудь потусторонней жутью из Царства Смерти. Дарёне было до дрожи страшно – а ну как и её несчастье догонит? Это же она не рассказала про кровь. Да, Путята приказал ей молчать, но кровь! Её собственная кровь! Богиня наверняка её за это накажет! А ещё Дарёна знала, что беды продолжатся, что обязательно ещё кто-то поранится, может быть, даже умрёт. Но стоит ей об этом сказать взрослым, её тут же назовут ведьмой. Рассказывать правду про череп можно было даже не пытаться: никто не поверит, что Путята скрыл такое. Даже бабушка вряд ли воспримет всерьёз. Рассказать, что порезалась в яме и промолчала? Дарёна даже представить не могла, что тогда тётка с ней сделает. Скажет – специально прокляла и отправит в монастырь, и будет полностью права. Виновата Дарёна, как ни крути! Надо было сразу говорить и ничего не утаивать!

А теперь уже было поздно.

Год прошёл быстро, заполошно. Дарёна оглянуться не успела, как прилетели на поля птицы, как подошёл сенокос. Про новый дом было легко не думать: работников и жильцов сейчас там нет, ничего не происходит. Очень просто себя убедить в том, что и череп, и кровь ей приснились в каком-нибудь дурном сне и были предупреждением о смерти рабочего – чем не беда? Вот на ней всё и закончится, зачем себя изводить? После первых осенних дождей Федот с Путятой ходили перетягивать навес над срубом. Какой-то там угол отошёл, на брёвна попала сырость. Путята выпил перед этим, едва не упал с высокой приставной лестницы, повредил ногу и долго потом хромал. Дарёна убеждала себя, что всё это совпадение – пить ему просто меньше надо, кто ж пьяный на верхотуру лезет? Тем более что всю зиму до самого Нового года было тихо. Дарёна получила в подарок новую птичку, а поп не стал читать им с бабушкой нотаций – куда-то страшно спешил. Вынес из часовни новые семена для деревни, те, что, по легенде, из богининых садов, а на самом деле с общинного поля, и уехал. Год начинался хорошо.