Загадай желание. Книга I. Дитя Полина Полунина
Пролог
Тонкая стружка свивалась кольцами, падала на землю и блестела среди травы, словно была золотой, а не деревянной. Резец в руках мастера двигался точно и легко, оживляя заготовку маленькой птички. Вот у неё появились глаза, вот – перья на округлой грудке. Длинный изгиб обозначил одно из крыльев, и мастер принялся за перья на нём, но опустил инструмент и негромко произнёс:
– Доброе утро. Не ждал тебя так рано. Думал, ты будешь занята до обеда.
Женщина за его спиной улыбнулась и укоризненно покачала головой:
– Именно поэтому ты сбежал пораньше, чтобы не столкнуться со мной утром?
– Я знаю, что тебе не нравится это, – мастер обернулся и взвесил заготовку в руке. – Не хотел лишний раз…
– Не придумывай, – оборвала его женщина.
Шёлк её платья зашуршал по траве, она приблизилась, собираясь сесть рядом. Мастер поспешно расправил подол своего плаща, прикрывая им ствол поваленного дерева, чтобы собеседница не испачкала молочно-белой ткани.
– Я просто не понимаю. Ты каждую весну приходишь сюда и делаешь этих птиц, – тихо произнесла женщина, садясь. – Зачем? Люди уже давно перестали верить в старые сказки.
Мастер промолчал и вернулся к работе. Шелестела на ветру ярко-зелёная листва, где-то в зарослях заливался соловей. Женщина запрокинула голову, подставляя лицо мягким солнечным лучам, вдохнула ещё по-утреннему свежий воздух вперемешку с терпким запахом черёмухи.
– Я всё ещё чувствую себя виноватым, – наконец сказал мастер. – И хочу получить шанс хоть что-то исправить.
– Я давно простила тебя, – откликнулась женщина.
– Знаю, – мастер искоса посмотрел на её профиль, очерченный солнечным светом, и улыбнулся. – Но это ещё не всё. Перед людьми я тоже виноват. Потому что рубил с плеча. Потому что позволил закрыться воротам в мир, полный чудес. Потому что сам ушёл с вами, а им оставил только страхи.
– Ты часть нашего мира, а не их нянька, – женщина повернулась, посмотрела мастеру прямо в глаза. – А люди сами сделали выбор.
– Этот выбор делали не люди, – мастер выдержал её взгляд, упрямо качнул головой. – Но понял я это только теперь.
Снова воцарилось молчание. Женщина наблюдала, как резец, ловя солнечные лучи на лезвие, заканчивает второе крыло.
– Поможешь мне? – спросил мастер.
– Чем?
– О, сейчас! Подержи, – он сунул заготовку собеседнице в руки и полез в холщовую сумку. Порылся там, перебирая инструменты, пучки трав и другие заготовки, достал со дна небольшую деревянную шкатулку, украшенную резьбой. На боках её были вырезаны ветки яблони с цветами и яблоками, на крышке – схематичная птичка.
– Это… – охнула женщина, неотрывно наблюдая, как откидывается крышка.
– Те самые, – кивнул мастер.
Внутри шкатулки, в маленьких квадратных отделениях, обитых сукном, стояли стеклянные пузырьки с красками, в более длинном и узком лежали кисти.
– Ты знал, что я приду! – обличающе ткнула пальцем в мастера женщина.
– Нет, – рассмеялся тот. – Носил их с собой каждый раз и ждал.
Женщина покачала головой, но суровой остаться не смогла, улыбнулась. Положила заготовку в подол и осторожно, словно хрустальную драгоценность, взяла шкатулку. Вдохнула смесь запахов: дерева, ткани, красок и черёмухи, – зажмурилась от удовольствия.
– Мне нужна вода, – потребовала она. Не сдержала ехидства: – Об этом ты, конечно, не вспомнил?
– Хм, – мастер на секунду задумался, не желая признавать поражение, достал из сумки флягу. – Пойдёт?
– Выкрутился, – со смехом одобрила женщина. Отделила от внутренней стороны крышки шкатулки дощечку-палитру, положила себе на колено, взяла первый пузырёк.
Вскоре фляга стала разноцветной от потёков краски, впрочем, как и подол платья, и даже местами плаща. Женщина не обращала внимания на то, что испачкалась. Набирала густую, словно патока, краску из пузырька, разводила на палитре каплей воды, а потом испытывала на оставшихся от заготовки обрезках. Удовлетворившись результатом, взяла птичку и посмотрела на мастера:
– Что она понесёт?
– Надежду, – не колеблясь ответил тот. – Надежду на то, что, каким бы ни был беспросветным мрак, всегда найдётся тот, кто сумеет зажечь свет в темноте.
Женщина погладила заготовку кончиками пальцев, кивнула и взялась за кисточку. Едва ворс с первой порцией краски коснулся деревянного бока, мастер негромко запел.
День медленно подбирался к середине, солнечные зайчики танцевали в пузырьках с краской в такт мелодии, женщина ловила их кисточкой, разбавляла водой и наносила на заготовку. Ложились они ровно и сияли не хуже солнца. Женщина стряхивала лишние золотистые искры и продолжала. Мастер пел, и ему отвечали птицы, а дерево заготовки тихонько вибрировало.
Остановились они одновременно: лёг последний мазок и прозвучало последнее слово. Женщина откинулась назад, рассматривая птичку, обернулась на мастера.
– Прости, Соловей, – подмигнула она. – У меня вышла синичка. Хотелось сделать её поярче.
Мастер рассмеялся в ответ и бережно забрал птичку из её рук:
– Спасибо. У тебя вышло великолепно.
Синичка смотрела как живая чёрными глазками-бусинками и, казалось, вот-вот полетит. Мастер спрятал её в ладонях, подул в щёлку между большими пальцами. И – подбросил вверх. Птичка неуклюже взмахнула крыльями, но быстро нашла воздушный поток, сделала, щебеча, круг над головами создателей и понеслась прочь. Вскоре её силуэт потерялся на фоне ярко-голубого безоблачного неба.
Женщина поднялась.
– Раньше этим птицам было принято загадывать желания, – смотря вслед синичке, произнесла она. – Я могла бы пожелать, чтобы ты нашёл путь, которого так жаждешь, но не хочу, чтобы ты уходил.
– Тогда пожелай, чтобы у этой сказки был счастливый конец, – улыбнулся Соловей.
Часть 1. Новый дом
Глава 1. Птичка
Жизнь у Дарёны и раньше была не сахар, а как затеяли строить новый дом, так совсем разладилась.
В свои одиннадцать девочка уже выучила: если у тётки плохое настроение, то лучше не попадаться ей на глаза. Она вспомнит все оплошности и разбитые горшки, обзовёт бастрючкой, нахлебницей и рыжей ведьмой, и хорошо, если пожалеет тумака. А из-за нового дома избегать взбучек стало сложновато: проблемы на стройке случались частенько и тётка ходила злющая почти каждый день. Для того чтобы предсказать, на ком она сорвёт всю злость, ведьмой не надо было быть, и так всё ясно.
К колодцу Дарёну отправили с крепким наказом: не обернёшься, пока половина лучины сгорит, – получишь розги. И всё бы ничего: если не копаться, успеть можно. Беда была в другом.
Сегодня Дарёну там снова поджидала деревенская ребятня.
Это было их излюбленное место: у дома тётки за девочку могла заступиться бабушка, а если Дарёне удавалось сбежать в лес, то охотников её преследовать надолго не хватало. Леса побаивался даже старостин младший сын Ванёк, там и настоящую ведьму можно встретить. От колодца же деваться Дарёне было некуда.
Слюна у Дарёны во рту стала вязкой, в горло не протолкнёшь, ноги одеревенели, словно чурбаки, и шагать на них стало невозможно. Ребят у колодца было много. Они точно что-то задумали. Не успеть ей обернуться за пол-лучины.
– Здравствуй, Дарёна, – крикнула Златка, единственная мельникова дочка.
Вместо ответа Дарёна втянула голову в плечи. Сейчас посадят в сугроб, проломив хрусткую колючую корочку наста, накидают за шиворот снега, он потечёт ледяными струйками по спине…
Златка рассмеялась, словно прочитала Дарёнины мысли, откинула, красуясь, за спину богатую светло-русую косу. Тулупчик на Златке был новый, суконный, празднично-жёлтый. Никак похвастаться перед подружками надела: из-за оттепели даже Дарёна не мёрзла в худой душегрее. Понять Златку можно было. Только обновку из города привезли, а тут вдруг тепло! Как будто прошла новогодняя неделя, последняя зимняя, а весна за ней взяла и наступила сразу. С самого первого дня.
– Да чего ты скуксилась? – насмешливо спросил Ванёк, обходя Дарёну справа. Был он невысок, тощ и плюгав, но бить умел болюче. – Мы ж просто поиграть!
Девочка поскорее повернулась за ним: ударит же! Запнулась о что-то, неловко взмахнула вёдрами и коромыслом, зажатыми в руках. Ребята захохотали и засвистели, кто-то крикнул за её спиной:
– Сама бы и падала, чего кобенишься!
Посадят в сугроб, поколотят или только дразнить будут? Дарёна до белизны в стынущих пальцах сжала плечо коромысла. Вот бы кто из взрослых прошёл! Им до рыжей сиротки хоть и нет дела, но ребята при них бить не станут.
Сама Дарёна считала, что она русая. Да, с рыжиной слегка, ну, блестит на солнце, невелика же беда! И веснушек у неё не так уж и много, на носу чуть-чуть да на скулах. Как-то раз у тёткиного мужа-лавочника охранник куда рыжее, чем она, был! Как морковка, яркий, и веснушки огромными пятнами по всему лицу и шее – вот это точно рыжий! Да только соседи не сравнивали, всё равно называли Дарёну ведьмой и постоянно напоминали, что богиня рыжих не любит.
– Дарён, – подала голос Марыська, тёткина дочка, Дарёнина двоюродная сестра и ровесница, – а бабушка весенних птиц раздавала?
Сбитая с толку девочка кивнула, даже обернулась на сестрицу, упустив из виду Ванька.
Каждый раз, когда зима шла на убыль, их с Марыськой бабушка выстругивала из мягкой древесины маленьких птичек. Едва заканчивали праздновать Новый год, она раздавала их деревенской ребятне и рассказывала, что раньше верили, будто только эти птички могут привести весну с острова Буяна. А ещё – что им можно загадать три желания. Если повезёт, то птичка нашепчет твоё желание хозяевам острова – чудам и они могут его исполнить. Ни Марыська, ни Златка не брали этих птичек, из-под бабушкиной уже неверной руки они выходили не самыми ладными. Зачем сестрица тогда спрашивает?