В своем докладе комиссия рекомендовала минимальный перечень мер, необходимых для обеспечения содержания заключенных под стражей, а также предложила распределить всех лиц, находящихся в местах лишения свободы (кроме женщин и малолетних преступников), на четыре категории содержания в зависимости от степени общественной опасности в случае побега.

Хотя с 1966 года произошло множество изменений во внутренней и внешней безопасности тюремных учреждений, эта классификация существует до сих пор и остается основой для определения условий содержания заключенных. Сегодня эти четыре категории по‑прежнему выглядят так:

Категория А: заключенные особой категории, такие как Нильсен, «побег которых должен быть исключен при любых обстоятельствах либо в силу соображений безопасности, касающихся шпионов, либо в силу агрессивного поведения, которое будет представлять опасность для граждан или полицейских в случае побега».

Категория В: заключенные, «применение к которым самых современных и особенно дорогостоящих мер предупреждения побега может быть неоправданным, но которые должны содержаться в условиях строгой изоляции».

Категория С: заключенные, «у кого нет возможностей и желания совершить попытку побега, но недостаточно стабильные для содержания в условиях, не предусматривающих мер предупреждения побега».

Категория D: низшая категория, «которой можно обоснованно доверить отбывание срока в открытых условиях»[13].

Решение по отнесению к любой из категорий принимается субъективно, что допускает влияние факторов, не имеющих отношения к соблюдению мер безопасности. Так, сотрудник может поменять заключенному категорию с целью ужесточения контроля над ним или воспользоваться классификацией ради избавления от перенаселенности камер.

Однако в пенитенциарной службе не прекращаются дискуссии по вопросу концентрации или, наоборот, рассредоточения узников особо строгого режима содержания.

Что безопаснее и эффективнее – поместить всех в какое‑то одно место (что‑то вроде супертюрьмы) или же рассредоточить по всем тюрьмам страны?

Сегодня действует система рассредоточения, но все же стоит задуматься, действительно ли подобная политика способствует надлежащему порядку и лучше обеспечивает невозможность побегов.

Она постепенно вводилась с 1966 года, однако в 1970‑х годах произошли четыре бунта заключенных особо строгого режима там, где система начинала действовать. Последний в серии бунтов, случившийся в августе 1979 года в крыле «D» тюрьмы Уормвуд-Скрабс, оказал определенное влияние на мое назначение туда четырьмя годами позже. Доклад о том, как начался бунт и каким образом удалось восстановить порядок, опубликовали только в 1982 году, и на момент моего появления его выводы все еще оставались темой горячих споров.

Потребовалось несколько дней, чтобы администрация вернула контроль над крылом «D», и порядок вернули только с помощью специально обученных сотрудников Группы тактических действий с минимальным применением силы (MUFTI), которую сформировали после предыдущих бунтов. Изначально сообщалось, что никто из заключенных не пострадал от действий MUFTI в ходе операции. Лишь через месяц директор представил министерству внутренних дел письменный отчет, где раскрывалось истинное количество раненых – 53 человека. В результате официального запроса относительно бунта выяснилось:

«Существуют основания полагать, что члены комитета РОА больше, чем следовало, вмешивались в процесс принятия оперативных решений, при том что заместитель директора, дежурный врач и заместитель директора по управлению крылом «D» либо вообще не участвовали, либо получали недостаточно информации и советов».