Повернулась избушка. На поляне у входа возникли ступа с пестом и помелом, скрытые от глаз человеческих.

Девица ещё чуть полюбовалась на лес, и пошла в дом. Кот переместился с лавки на печку, и по второму кругу продирал сонные зелёные глаза.

А Яга… Прошла к маленькой закрытой полочке, что над столом висела. Достала из неё ларец, открыла… И загляделась на золотой свет молодильного яблочка. С маленьким отрезанным кусочком.

Давненько она тех лет не поминала. Да вот сегодня вспомнилось. Так бы и остаться ей старухой навеки вечные, да однажды на пороге её избушки это яблочко появилось. Может, Кощеюшка сжалился. Может, Гордей повзрослел, вспомнил всё, опять за яблоками подался, да так прощения просить хотел. Про то ей неведомо было.

Яга шумно вдохнула воздух носом. И вместе с ним в ноздри влетел аромат яблока… Да черного пепла и могильного холода. Девица обернулась резко к двери. На пороге её снова ждал гость.

– Лягушка, лягушка, отдай мою стрелу, – молвил Иван-царевич.

А сам про себя думу ведёт: «Эка батюшка подсобил. Где на болоте невесту искать? Одни жабы, да пиявки».

А лягушка смотрит на молодца взглядом хитрым, человеческим, и отвечает:

– Возьмёшь меня замуж – отдам.

Оторопел Иван, удивился:

– Тебя? Да как же я возьму, раз ты лягушка?

– Знать судьба твоя такая.

Рассмеялся царевич, да недобро:

– Врёшь, не купишь. Хоть ты и говорящая, да много ль проку с такой невесты? Не пошить, не состряпать, не спать уложить.

Пригорюнилась лягушка, спросила:

– А какой же жены тебе надобно?

Опустился Иван-царевич на кочку, замечтался:

– Мне в жены девица-краса нужна. Такая, чтоб братьевым невестам всем фору дала! Чтоб отец дивился да приговаривал: «Ах, как мила, как пригожа моя младшая сношенька». Словом, чтоб от красы её девичьей у всех головы кружились, а у меня б от любви сердце заходилось. Вот на такой я женюсь.

– Стало быть, тебе умница-прелестница нужна? А веришь ли, Иван-царевич, что я красавица и есть. Ты только взгляни на меня… Не оком человеческим, а сердцем пылким.

Не взглянул на неё царевич. И смотреть не захотел:

– Чего я в лягушках не видывал? Ох, говорили мне братья старшие – не будь честным дураком. Пусти стрелу, уж якобы случайно, на двор миленькой своей. Так нет же. Мне вздумалось батюшкин наказ исполнить. А впрочем…

Поглядел царевич на «невестушку», на стрелу… Да и смахнул лягушку рукавом в болото. А стрелу забрал.

– Ты уж не серчай, – слышалось над мутной водой, – Не по купцу товар, лягушенька. Не по купцу.

***

– …так и говорит мне, Ягушенька, не по купцу товар-мол, – горючими слезами заливалась на коленях у Яги Василиса Прекрасная.

– Не плачь, моя горлица, не плачь, соколинка, – приговаривала да приголубливала её Яга, – Не у тебя первой, не у тебя последней царевич не чист помыслами оказался.

На полу сидела Василиса, рыдая да обнимая Яговы колени. Девица-хозяйка гладила её пальцами холодными по головушке.

Уж минуло лет сверх десятка с тех пор, как девчушкой босоногой пришла Василиса к Яге Ягишне за огоньком. Нынче стала Василиса девицей статной, пригожей, да уж такой красивой… Не рассказать. Золочёные тугие косы аж до колен спадали. А глаза, что вся болотная марь, зелёные, да блестявые. И стан берёзовый, и личико, что зорька ранняя. Одна беда – уж больно добрая да отзывчивая девка. Вот в сети и угодила.

Варилась каша в печке. Сухие травы роняли густой аромат. Да верный черный кот навроде спал, а всё ж таки ухо оттопырил, слушает… Про царевен-лягушек-то он много сказок знавал, а этой ещё не слыхивал.

– Он и глядеть на меня не стал, – выла Василиса в шитый Ягов сарафан, – А царь Кощей говорил: «Кто сердцем горяч, тот красоту и в лягушке разглядит». Неужто не полюбит меня царевич? Неужто судьба моя такая, до смерти лягушкой и оставаться?