Вот уж торжества отгремели. Молодые по домам новым разъехались, в опочивальнях улеглись. А на утро собирает царь-отец сыновей к себе.

– Хочу узнать, – говорит, – Которая из невест лучшая рукодельница. Пускай сошьют для меня к завтрему каждая по рубашке.

Возвратился Иван-царевич домой. Весёлый, радостный. Забегает в горницу, кличет жену. Та к нему выходит – вся в жемчугах, каменьях самоцветных, да нарядах парчовых.

– Велел мой батюшка тебе для него рубашку вышить к завтрему, – говорит Иван-царевич.

Заволновалась жена. Улыбка с милого личика спала:

– На что она ему, свет мой? Разве ж рубашек у него мало.

– Хочет знать, какая его сношенька лучше рукодельничает, – целует Иван-царевич руки жёнушки своей, целует перстни тяжёлые да блестящие, – Но тебе же не составит этот труда, зорька моя ясная? Взгляни, как ручки у тебя красивы. Такими руками самые чудесные рубашки вышивать. Ты легко фору дашь невестам братьев моих.

Вот уж стемнело. На небо звёзды мелкие высыпали. Отправился Иван-царевич спать. А Велена одна-одинёшенька в горнице осталась. Уж не в радость ей дорогие украшения, да парчовые наряды. Ходит, мечется она по горнице, тяжкую думу думает, на ручки свои глядючи. Верно сказал муженёк – ручки у неё и впрямь будто сахарные. Как можно такими руками работу выполнять? Оттого своими ручками, пригожими да хорошими, Велена отродясь ничего не шила и не вышивала. У них в доме Василиска всегда была и на пряже, и на шитье. Но не может же Велена допустить, чтоб потешались все над ней! Так тяжко достался ей царевич, что не выпустит она его из рук уже.

Вот уж луна взошла… Да в окошко горницы прокралася. Никак не придумает Велена, как ей с бедою совладать.

Вдруг слышит… На широкий подоконник прыгнул кто-то. Глядит, а это лягушка. Девица чуть не заголосила, да сдержалась. Уж хотела согнать мерзкую гостью, а та человеческим голосом молвила:

– Постой, Велена, погоди. Знаю я про горюшко твоё, и помочь могу.

– Чем же ты мне поможешь, квакша болотная? – с презрением фыркнула красавица.

– Сама рубашку вышью. К утру будет она готова. А ты спать ложись. Утро вечера мудренее.

Послушалась Велена. Все заботы из головушки прекрасной повыбрасывала и под бочок мужу улеглась.

Глядит лягушка – спят все. Она – прыг в горницу. Сбросила с себя лягушачью кожу, да обернулась Василисой Прекрасной. И стала делать всё, как научила её Яга.

– Я от лунного света возьму лоскуток,

Я от ярких цветочков возьму лепесток,

Вышью ниткою звёздной поля и леса,

Чтоб рубашка была – неземная краса, – напевает девица за работой.

Ухватила Василиса квадратик лунного света, что на полу расстилался, за кончики, и в воздух подбросила. Насучила нитей из звёзд на небе, да принялась вышивать. Не рубашка получалась – целая картина. Поля, за полями леса, за лесами моря, а над водами солнышко раннее встаёт.

Поднялась на утро Велена ни свет ни заря. Вбегает в горницу – глядит. Не рубашка – чудо настоящее на подоконнике лежит. И лягушка рядом с ней.

Подхватила Велена рубашку. Любуется, да от счастья по горнице кружится.

– Ах красота! Ах загляденье!

А сама всё думает: «Как жаба вышить такое сумела? Не кроется ли тут какой тайны?».

– Хочу у тебя просить за неё… В благодарность, – начала лягушка.

А девица на неё таким злым взглядом посмотрела, что впору испугаться.

– Ну? И чего же ты хочешь? – вздёрнув носик, спросила она.

Не дрогнула лягушка, говорит:

– За рубашку отдай мне стрелу Ивана-царевича.

– Ах ты мерзкая пиявка! – взбранилась красавица, – Да как ты смеешь?! Пошла прочь!

И смахнула лягушку рукавом с подоконника. Та – прыг – и пропала в кустах.