Я видел волка Луньков Артем

Всё, что вы прочитаете, – правда. Не чистая правда, грязная, но правда. Эта история соткана из событий, которые происходили со мной, с моими товарищами и о которых мне рассказывали, когда я только начинал работать следователем в маленьком подмосковном городе. То есть эта история – чистая ложь и, как говорится, любые совпадения с реальными событиями и людьми случайны. Однако я надеюсь, что мне удалось пропитать каждую главу духом следствия, духом напряжённой, интеллектуальной, непредсказуемой и опасной работы.

Я писал долго и в свободное от работы время, поэтому в книге так много ночи. Идите на свет и не останавливайтесь, только так вы не замёрзнете и не пропадёте во мраке.

В Подмосковье много поселений с особенностями, которые отмечают приезжие. Для Воскресенска это заводы и мрачность местности: смешанные леса, городские деревья, пустоши и незасеянные поля с бурьяном рисуют картины, немногим оптимистичней «Чёрного квадрата». Коренные жители подобны местной природе: они угрюмы и неприветливы. В центре расположился химический завод, его бело-красные трубы видны за пределами города, и дым, грязно-серый. Воскресенцы любят рассказывать про запах серы, кислотные дожди и мутации. Это происходит из-за химических выбросов – так говорят. В другом районе работает цементное производство, от него на километры разлетается каменная крошка. Зимой она ложится сантиметровым слоем на землю и окрашивает снег в серый цвет. Район называется Цемгигант, здесь можно услышать о частых случаях онкологии. Болезнь бесчинствует из-за цемента – так говорят.

В учебниках пишут о богатстве животного мира Московской области, где обитают бобры, кабаны, лоси, медведи, рыси и волки. В Воскресенске нет природного изобилия. В нём обитают вороны и бродячие собаки. Лишь лай и воронье граканье звучат по всему городу в любое время года.

В трёх километрах от химического завода находится районная больница, за ней – микрорайон из частных домов. Дома различаются архитектурой, цветом фасадов и заборов, роскошью интерьера. Отличаются и домохозяева. Здесь встречаются полуразрушенные избы и роскошные особняки, гостеприимные люди и те, кто плюнет в спину незнакомцу. Между домами виляет асфальтированная дорога, на которой едва разъезжаются встречные автомобили. За районом простирается смешанный лес: вблизи домов преобладают берёзы и подлесок. Днём деревья тянутся к крышам уродливыми ветками, а ночью превращаются в легион чёрных всадников, облачённых в рваные плащи и вооружённых длинными копьями.

Время подходило к полуночи. Полная луна проявляла на беззвёздном небе густые облака. Ночную тишину тревожил шум, доносящийся из кирпичного дома на краю района: это пёс скулил и звенел цепью, раздосадованный отсутствием хозяина.

Из дома вышла старуха в потёртом тулупе. Ветер трепал её седые волосы. Она подошла к конуре и погладила пса между ушами, испещрёнными болячками, такими же, как и на её руках.

– Тише ты. Чего расшумелся? – спросила женщина.

Кобель унялся, лёг на холодную землю. Его взяли как охотничью собаку, и напоминал он царского меделяна, но его крепкие широкие лапы не бывали в лесу, не бегали по мягкой почве, ноздри не ловили запахи зверя, массивные челюсти не трепали тёплую шкуру, а висячие уши не вслушивались в шорохи дикого леса. Он любил прогуляться с хозяином по улицам города и поиграть в мяч. Баскетбольный снаряд лежал у калитки. Пёс посмотрел на него и вновь заскулил.

– Я вызвала полицию, – продолжала спокойным голосом старуха, – сейчас приедут, разберутся. Ничего, засиделся у невестки, а телефон потерял где-нибудь. С кем не бывает? Давай я отпущу тебя.

Она отстегнула цепь от голубого ошейника. Его сделал муж десять лет назад, когда в доме появился щенок неизвестной породы. По истечении времени ремешок облез, уменьшился и теперь терялся на толстой шее. Пёс бросился к мячу, но остановился у него, словно столкнувшись с невидимым препятствием. Он вскинул морду, принюхался. Почуяв чужой запах, он опустил голову и, уставившись на калитку, зарычал.

Создалось ощущение чьего-то присутствия по ту сторону ограждения. «Кто там ещё?» – крикнула старуха. Никто не ответил. На неё разом нахлынул страх неизвестности. Она хотела открыть и убедиться, что за калиткой никого нет, но внутренний голос предостерегал её: «Не ходи. Зайди в дом и запрись на все замки».

Ветер усилился. Он ударил о металлические ворота, отчего створки с шумом затряслись. Старуха вышла из оцепенения, поёжилась и сдвинула руками полы тулупа. «Какие хлипкие ворота, – подумала она, – перелезть их никому не составит труда».

– Оденусь, пока полиция не приехала, – сказала она как можно громче, чтобы тот неизвестный, выжидающий за калиткой, наверняка услышал.

Звонок старухи повлёк за собой череду событий: выезд полицейского наряда, поиски, опросы жителей. От действия к действию волнение пожилой женщины усиливалось подобно метели, пронизывающей Воскресенск.

В итоге зазвенел мобильник в доме молодого следователя Григория Владимировича Ловитина, который только пришёл с работы.

– Алло, – следователь зажал телефон плечом и потянулся к застёжке на зимних туфлях.

– Дежурная часть, капитан Бессонов, – раздался голос. – В частном секторе за больницей, на улице Северной обнаружен труп. Вашему руководству доложил, сказали – вам выезжать.

– Что известно? – спросил Григорий Ловитин.

– Труп мужчины семидесяти пяти лет. Личность установлена, его супруга сообщила в полицию после того, как он не вернулся от невестки. Повреждений вроде нет. Но и без этого хватает странностей, – капитан запнулся. – Его одежда, так скажем, чудна́я, а на снегу обнаружены следы волочения. Полицейский, который его нашёл, сообщил, что старика протащили по земле около десяти метров, а весит он не меньше сотни. Да, и ещё: полицейский нашёл какой-то нечёткий след – то ли собачий, то ли ещё какого животного, но размером с ногу.

– С ногу? – переспросил следователь.

– Не спрашивайте, Григорий Владимирович, – ответил дежурный. – Полицейский на выезде молодой совсем, возможно, что-нибудь напутал по неопытности.

– А с одеждой что?

– Я вам советую посмотреть самому.

– Хорошо, направляйте к месту криминалиста и судмедэксперта. Через пятнадцать минут буду, – сказал Ловитин и вновь обулся.

За рулём легковушки, такой чёрной, что автомобиль растворялся в ночи, и такой заезженной, что все запчасти поменяны не один раз, следователь Ловитин думал о выезде, и его охватило необъяснимое волнение. «Если старика тащили, значит, вряд ли он умер сам, – думал следователь. – Какая должна быть собака, что лапы у неё размером с ногу? А может, не собака?» Он разом вспомнил все ужастики, и фантазия нарисовала страшную картину смерти несчастного старика от костлявых лап кровожадного чудовища. По телу пробежала дрожь. Следователь включил магнитофон, надеясь выбросить плохие мысли. «Нет же, кто ещё, кроме собак? – подумал он. – Шумные, гадкие собаки!» Он не любил собак: соседская овчарка донимала его супругу, да и его самого в детстве кусали. Он не понимал, зачем люди заводят столь неприятных животных.

Мела пурга, и поездка заняла вдвое больше обычного. Следователь на ощупь въехал на улицу Северную и через пятьсот метров остановился у полицейского внедорожника. Сигнальные огни пробивались сквозь снежную пелену красно-синим светом.

Ловитин вышел из автомобиля. Он завёл руку за край пальто, чтобы оставить ключ во внутреннем кармане, но пальцы уцепились за порванную подкладку. «Надо бы зашить». Но кому? Григорий не видел жену бодрствующей около недели, так как приходил близко к полуночи, а уходил едва проснувшись. Вечерами на столе, как по волшебству, появлялась еда, а в шкафу – чистая и глаженая одежда. Ловитин громко вздохнул и проверил боковые карманы – тоже дырявые. Он недовольно мотнул головой. Ключ, помещённый в карман, сполз и спрятался за порванной подкладкой.

Рядом с полицейским автомобилем стоял фургон ритуальной службы. Коррозия облепила кузов и выступала пластами на дверях и порогах. Несчитанные царапины, нанесённые во всех что ни есть направлениях, словно автомобиль проехал сквозь разгневанную толпу из тысячи людей, наводили на раздумья о способе их образования. Номера висели криво. Цвет у фургона был неопределённый: что-то между белым и серым, одним словом – бледный. Сквозь лобовое стекло этого автомобиля, будто выехавшего из преисподней, виднелись на фоне чёрной одежды и чёрного салона такие же бледные лица двух мужчин. Они сидели неподвижно и смотрели сквозь пургу на узкую улочку. Мужчины показались Ловитину напряжёнными, и он проследил за их взглядом, но в пелене вьюги ничего не увидел, кроме домов и стройного ряда уличных фонарей.

Труп лежал недалеко от фургона, в метре от леса. Следователь опешил. Перед ним – мёртвый Дед Мороз: красная шуба, валенки, большущий живот и белая длинная борода.

– Борода настоящая! – сойдя с подножки полицейского внедорожника, крикнул судмедэксперт, пожилой худощавый мужчина. Он подошёл к Ловитину и с усмешкой добавил: – Видимо, Новый год отменяется!

Из-за ветра приходилось прикрикивать. Судмедэксперт с видимым усилием удерживал у шеи воротник куртки.