Ева скрестила руки на груди и опёрлась на кухонную столешницу.

– Ты себя видел? У тебя синяки под глазами. Я говорила в тот раз не ехать, – сказала она голосом, готовым сорваться на крик. – Раз подменил – теперь будут на тебе ездить.

– Хватит тебе, – Ловитин попытался успокоить супругу. – Сегодня я помог – завтра мне.

Ева закусила губу, готовая выплеснуть на мужа известные ей ругательства, но пересилила себя. Вместо слов она фыркнула и скрылась в темноте комнаты. Как обычно.

– Нравится тебе быть крайним! – крикнула она из глубины зала.

Поужинал Ловитин куриными крылышками и, чтобы не уснуть, посмотрел в окно на зимний ночной Воскресенск. С четырнадцатого этажа виднелись городские огни на многие километры, нечастые, не как в мегаполисах. Слева простиралась пустошь, очерченная у горизонта тёмным контуром лесополосы, прямо и справа мерцали в лунном свете крыши девятиэтажек, над ними возвышались тринадцати- и шестнадцатиэтажки с редкими огоньками в окнах.

Ловитин остановил взгляд на соседнем доме. Посмотрел на третий этаж. «Там в одной из квартир погибли двое квартиросъёмщиков в этом году, – вспоминал следователь. – Говорят, квартира проклята. Свет горит, неужели нашли новых жильцов?» Взглянул на подвальное окошко с металлическими прутьями. «Там убийство в прошлом году произошло. Бездомные не разобрались, кому сколько наливать. Тоже свет горит… а, нет, костёр жгут. Ночь холодная».

Вот и автомобиль.

В полицейском внедорожнике Ловитин уступил переднее место молоденькой девушке-криминалистке. Она утопала в форменной куртке, а пистолет Макарова на её поясе походил на крупнокалиберный револьвер. Следователь расположился рядом с пожилым экспертом судебной медицины, с которым встречался прошлой ночью.

– Здравствуйте. Не дозвонился до вас, – сказал Ловитин. – По вчерашнему трупу проводили вскрытие?

– Ах да! Я сам хотел позвонить, но напряжённый денёк сегодня выдался. Трупов последнее время много. Причина смерти старика – инфаркт. Возможно, от испуга, но это ты сам разбирайся. А ещё к нам приходила его старуха и сказала, что он никогда не наряжался Дедом Морозом и что это не его одежда. Он уходил из дома в обычном пуховике и зимних ботинках. Ты поговорил бы с ней.

– Обязательно поговорю. Главное, что причина смерти некриминальная, – сказал Ловитин и утопил голову в поднятый воротник.

Внедорожник на ровной дороге трясло, как на ухабах, бросало в стороны, коробка передач кряхтела. Эксперт болтал, и девушка трещала, и водитель что-то поддакивал. Следователь не слушал, он прикрыл голову поднятым воротником и дремал. Он не хотел ехать. Это третий вызов за последние два дня – слишком много для маленького Воскресенска.

На место Ловитин приехал разбитый. Глаза заплыли сонной пеленой, голова отяжелела. Группу встретил оперуполномоченный Дятлов. Он был лыс и чисто выбрит. Внешностью напоминал жабу: округлый живот, хлипкие руки, большой рот и хитрый прищур. Рядом с ним светила фарами серая отечественная легковушка. Дятлов курил.

– Привет. Что известно? – спросил Ловитин.

Группа окружила Дятлова, чтобы послушать доклад.

– Труп двадцатипятилетней Гертруды Галонской лежит в доме на кровати. Лицо в крови, на лбу вмятины, – начал Дятлов. Он затянулся и сплюнул, прежде чем продолжить. – В полицию обратилась её сестра Камилла Галонская, так как погибшая не отвечала на звонки последние два дня. Обе детдомовские, – Дятлов прервался для затяжки. Лицо озарилось светом. – Что странно, – продолжил Дятлов, – входная дверь была заперта изнутри на навесной замок и щеколду. Ломали со службой МЧС. И все окна закрыты. Мансардный этаж не смотрел, но дверь на мансарду заперта изнутри. Ключ в замке. Как в дом проник преступник и куда он делся – неясно. Да и вешать навесной замок на входную дверь с щеколдой, по мне, – перебор. Я думаю, она чего-то боялась, иначе зачем столько замков?