Идолы Света и Тьмы: Демоны и Боги. Книга третья Валентина Зайцева

Авторские права © 2024 Валентина Зайцева

Все права защищены.

Никакая часть этой публикации не может быть воспроизведена, распространена или передана в любой форме и любыми средствами, включая фотокопирование, запись или другие электронные или механические методы, без предварительного письменного разрешения издателя.

История, имена, персонажи и происшествия, изображенные в этой постановке, вымышлены. Никакая идентификация с реальными людьми (живыми или умершими), местами, зданиями и продуктами не предполагается и не должна подразумеваться.

Наши создатели не скрывают, зачем нас сотворили. Им нужны были развлечения, веселье, утехи. Для них это забава, для нас, обычных людей, – мучительная пытка. Но мы поклоняемся им, потому что альтернатива куда хуже. Они – наши боги, наши демоны, наши хозяева. В их холодных, отстранённых сердцах мы никогда не будем равными. Всё, что нам остаётся в этой жалкой жизни, – выбрать бога, которому мы будем поклоняться издалека, и молиться, чтобы никогда не встретиться с нашими создателями. Ибо нет участи страшнее, чем привлечь взгляд бога.

Если это случится, твоя история не закончится счастливо. Поэтому в нашем мире мы прячемся от тех, кому поклоняемся. Наше поклонение – это страх. В мире идолов света и тьмы мы, смертные, лишь пытаемся выжить.

Дарина

Сладкий запах карамели окутывал. Он шёл от платков ночных женщин, от языков пьяниц, облизывающих табак под фонарями, от воздуха, ласкавшего ноздри.

Мне здесь нравилось.

Любили облупленные дома, каждое – своего цвета. Нравились окрики ночных женщин, когда мы с Ведагором шагали по булыжной улице, переступая трещины.

Ведагор называл это «забытым районом» столицы, но местные звали «Потерянной площадью».

Забытая или потерянная, она тонула в разврате, но я чувствовала: здесь мой дом. Может, я – тёмный цветок, что расцветает в пороке.

Миле бы понравилось.

Я отогнала мысль.

Лошадей оставили у леса, дальше шли пешком. Я оглядывалась на дворец, мерцающий на холме. Мысли о Миле и Море терзали, не давая раствориться в аромате сикеры.

Хотелось вернуться за Милой, вырвать её из хватки Мора. Но она предала. Я должна смириться.

Жаль, поездка от родников заняла лишь два часа. Я бы дольше наслаждалась волнением площади.

До рассвета Ведагор повёл по улочке между лавками. Дети играли с палками, высекающими искры, гоняясь по кругу.

Шипение манило, как змей к заклинателю. Хотелось схватить палку и биться с детьми.

Я натянула капюшон, скрыв лицо. Ведагор тоже укрыл голову, его шуба сливалась с моим плащом, отбрасывая тени.

– Площадь так зовут не зря, – сказал он. – Здесь никто ничего не видит.

Я поняла, когда мы остановились у хлипкой двери. Ведагор постучал трижды, с долгими паузами.

Беззубый старик приоткрыл дверь. Запах мяса дразнил голодный желудок.

Ведагор сунул ему бумагу.

– Заблудились.

Я прищурилась. На купюре – лицо Мора. Деньги. Хорошие деньги.

В Асии я слышала о бумажных купюрах, но не видела. Конечно, на них Мор!

Старик выхватил бумагу. Ведагор казался утончённым рядом с ним. Старик кашлянул, глядя на наши ботинки, и пнул дверь.

– Заходите, – прохрипел он. – Тепло выпускаете.

Ведагор вошёл первым. Я – за ним, с лёгкой улыбкой. Не думала, что он даст чувство безопасности.

Внутри пахло затхлостью, одеялами и грязью. Я обошла пятно на дорожке, тянувшейся к шаткой лестнице.

Сердце ёкнуло.

Старик указал наверх.

– Комната четыре.

Ведагор прошёл мимо, мех шубы выглядел нелепо в этой дыре. Не бордель, но я бы предпочла кровати госпожи Лучезары на Муксалме.

Я спешила за Ведагором, как за компасом. Его ухмылка не осталась незамеченной.

Лестница скрипела под шагами. На площадке было темнее ночи. Я сдерживала порыв вцепиться в его шубу.

Дверь с ржавой перевёрнутой четвёркой покрывали пятна. Дворец избаловал меня – я тосковала по Софии и купальне.

Ведагор постучал в перчатке: раз, пауза, трижды, пауза, дважды.

Тишина.

Видимо, хороший знак. Он открыл дверь.

Огненная лампа озаряла рваный ковёр и дубовый пол. У очага – два кресла, узкая кровать, наверняка с клопами.

Я вошла за Ведагором. Он закрыл дверь. Плечи напряглись.

– Где он, чёрт возьми? – рявкнула я.

Ведагор фыркнул.

– Придёт.

Я развернулась, ярость кипела.

– Он должен быть здесь! После всего, и он смеет заставлять ждать?

Ведагор глянул на часы у камина – как в моей спальне и у Милы. Я отодвинула их. Под ними – чёрная лента.

– То, что надо, – пробормотала я, выдернув ленту. Записка упала.

Накрутив ленту на пальцы, я развернула бумагу. Ведагор прочёл её через моё плечо. Язык отроков.

– Будь готова к рассвету, – сказал он, отходя. Снял рубашку. – Мойся первой.

Я схватила мешок и подошла к корыту. Вода остыла. Раздевшись до белья, я погрузилась. Кожа заныла, как в морозном море.

Тряпка пахла чистотой. Намылив её травяным мылом, я глянула на Ведагора. Он разжигал очаг.

– Почему ты? – спросила я. – Каспар – его отрок. Ты сказал, не принадлежишь никому.

Он подбросил листья, что сгорели мгновенно.

– Мой создатель умер.

Я замерла.

– Как?

Он бросил тяжёлый взгляд.

– Некоторые спросят, почему.

– Не все хотят знать, как убить бога, но я считаю это полезным, – возразила я. – Ладно, почему?

– Она, – поправил он, – убита по причинам, которых я не назову.

Секреты Призрака.

Я закатила глаза, плюхнувшись в корыто. Бельё промокло. Хорошо, что взяла одежду.

– Но ты служил Мору. Почему?

– Унаследован, – выплюнул он. Огонь затрещал, его сила раздула пламя. – Мор убил моего бога, забрал меня как трофей.

Я смотрела в его спину. Гнев искрил через комнату.

– Он любит трофеи, – сказала я, отмывая ноги. – Так слышала.

Я поджарила хлеб на кочерге. Ведагор шумно мылся.

– Хочешь? – спросила я, снимая кусок.

– Два, если есть.

Я проткнула два куска, представляя глаза Каспара. Глядя на окно, где розовый рассвет лился сквозь занавески, я буркнула:

– Он опаздывает. Уже рассвет.

Всплеск. Ведагор вылезал.

– Будет здесь. Готовься.

Я смотрела на огонь. Без синих оттенков.

Знает ли Мор, что я сбежала? Жжёт ли он Милу, выпытыывая правду?

Сердце сжалось.

Я слабая.

Надо помнить её предательство. Она – не подруга.

Ведагор подошёл в серых брюках и розовой рубашке. На мой взгляд он огрызнулся:

– Стратегия. Мы не должны быть похожи на себя.

Я фыркнула, жуя хлеб.

– Но и не выделяться.

Он выглядел нелепо – розовый гигант.

– Это была игра? – спросила я. – Жестокость, удар Милы. Прикрытие перед Мором?

Он плюхнулся в кресло, хлеб терялся в его руках.

– Нет, – твёрдо сказал он, как горгулья дворца.

– Ты просто злой ублюдок? – скривилась я.

– Пожалуй, – пожал он плечами. – Не люблю смертных. Твоя подруга не должна была лезть.

Я прищурилась.

– Ты вырубил меня у берега, зная, что я не смертная. Любишь бить женщин?

Его лицо исказилось.

– Не бил. Схватил, ты ударилась о камень. Случай.

– Счастливый для тебя, – фальшиво улыбнулась я.

Гнев в его глазах вспыхнул.

– Больше не помыкаю тобой. Сохраню это в памяти.

Я уставилась в огонь, игнорируя. Но запомнила. Убью его при первой возможности.

Он вытащил меня, но не ради меня. У него свои цели. Я – средство.

Дрожа, я рылась в мешке, втянув яд из браслета. Тело содрогнулось от облегчения.

Стук в дверь повторил код Ведагора.

Наконец.

Я обогнала Ведагора, прислонившись к двери. Сердце колотилось.

Я рванула дверь. Запах мяса хлынул.

Демьян стоял с ухмылкой. Я ударила его по щеке.

– Это за Ведагора, – прошипела я. – И за опоздание.

Гнев мелькнул в его глазах. Щека покраснела. Ярость боролась с облегчением.

– Рад, что добралась, – сухо сказал он.

Глянув за меня, он кивнул Ведагору.

– Молодец.

Ведагор выдохнул, плечи опали. Я бросила на него взгляд с отвращением.

– Почему так долго? – преградила я путь. – Ждали часы.

– Надеюсь, время не пропало, – его лицо потемнело. – Карета скоро. Судно отплывает через час.

Я скривилась, отойдя. Он вошёл, весь в чёрном, глаза пронзали.

– Меня чуть не поймали, – буркнула я, роясь в мешке. Вытащила синее пальто, стряхнула складки. – Драго пришёл в бани.

Демьян коснулся моей щеки, ища раны.

– Ты цела?

– Драго – нет, – усмехнулась я.

Его улыбка была злой, как моя, будя бабочек в животе. Его присутствие пьянило.

Эмоции уйдут, как с Мором.

Любовь – для дураков. Я любила маму – она умерла. Брата – он боялся. Милу – она предала.

Нет любви, нет боли.

Я отстранилась, накинув пальто. Капюшон скрыл лицо.

Демьян молча велел Ведагору взять мешок. Тот подчинился, шея налилась от натуги.

Демьян коснулся моей поясницы. Желудок перевернулся. С Ведагором за спиной, Демьян вывел меня в переулки Потерянной площади.

Ночь пахла карамелью и горелым мясом. Хотелось бежать за сладостью.

На Муксалме моряки привозили карамель. Мила всегда делилась. Сердце сжалось.

Выкинь её из головы.

Но её образ бил в грудь.

У переулка ждала чёрная карета. Кучер в выцветшем платье, лошади – серые, как скелет.

Я нахмурилась. Кучеры открыли дверь.

Никакой карамели.

Вкус дворца избаловал. Я могла лишь мечтать о сладостях.

Жизнь в бегах – не сахар.

Демьян посадил меня, затем вошёл. Ведагор втиснулся, бросив мешок на пол.

Я сжалась, чтобы освободить место для здоровенного отрока. Карета тронулась, сливаясь с тенями ночи.

Я выглянула сквозь выцветшую занавеску, пока карета катилась по мощёным улицам. Лошади тянули старый экипаж, скрипящий, как кости.

Голова билась о раму, но я не отводила глаз от улиц. Рассвет крался по дорогам, касался выцветших зданий. Красные стены розовели, фиолетовые синели, белые кремовели.