Выход сэра Джона Клеменс Дейн Хелен Симпсон
ГЛАВА
I
РАНО УТРОМ
Стучи, стучи! Покоя никакого!
Кто ты такой? …
Но это место слишком холодно для ада.
Макбет
Тук-тук-тук!
Серый рассвет уже занимался на небе, и церковные часы пробили три, когда раздался стук.
Беспорядочная улица маленького шахтерского городка Периду, ведущая вверх по холму, вздрогнула от этого звука. Периду погрузился в сон рано и без свечей, так как непрекращающееся извержение раскаленного шлака с черной конусообразной вершины холма держало город уютно освещенным, как комнату в мерцании угасающего огня. Теперь Периду находился на краю угольного края, хотя когда-то здесь были залы заседаний, театр и колодцы. Залы заседаний стали отелем, два колодца – частью городской системы водоснабжения, но театр по-прежнему выходил на ратушу с другой стороны площади, а его толстые дорические колонны были увешаны программками любительских общественных постановок опер Гилберта и Салливана.
Анонсы мелодрам, комедий, спектаклей и фарсов, которые будут идти только один вечер, уже пожелтели и обветшали на стенах театра.
Надежные акционерные компании арендовывали театр на нечетные недели между весенними и летними турами, и одна из таких компаний объявляла со стен и колонн о представлении спектакля "Свидетельство короля". В лондонский состав входили господа Гордон Дрюс, Ион Мэрион, Том Дрюитт, Хэнделл Фейн и дамы Магда Уорвик, Дусебелл Диринг и Мартелла Баринг. Менеджер – Гордон Дрюс, менеджер сцены – Новелло Маркхэм. Двери открываются в 6:30.
Начало спектакля в семь.
Ни одно мероприятие не открывалось позже семи, ибо, будь то Шекспир или Бусико, Сютро, Дюма или Полтон, Периду ложился спать рано и спал всю ночь в такой сельской тишине, что одного запоздалого пьяницы, распевающего песни и спотыкающегося на улице, было вполне достаточно, чтобы разбудить возмущенных домовладельцев, чтобы они повылезали в негодовании из своих окон. А полиция в симпатичном маленьком полицейском участке с виргинским плющом на следующий день выслушивала мнение всего Периду о них.
Тук-тук-тук!
Неудивительно, что суматоха на пороге постоялого жилья мисс Митчем (первый этаж, задняя и передняя части дома, уголь, ванна и горячая вода включены в стоимость проживания; в полутора минутах от служебного входа в сам Королевский театр, о чем она сообщала в своих аккуратных объявлениях бесчисленным клиентам за последние тридцать пять лет) должна была разбудить крепко спящих и заставить с грохотом распахнуться все оконные рамы ближайших домиков.
Тук-тук-тук!
Стук ворвался в сон Новелло Маркхэма, управляющего сценой и арендатора Королевского театра. Ему снилось, что он снова у Бенсонов, играет швейцара в «Макбете», и опаздывает на сцену, когда он резко сел в постели.
«Тук-тук-тук!» – сонно пробормотал Новелло. «Я иду! Ради Бога, опустите занавес!» Он нащупал зубы в рюмке для зубов рядом с собой, когда его жена зашевелилась и проснулась.
«Что это за мерзкий шум?» – потребовала ответа миссис Маркхэм, которая на публике больше была известна как мисс Дусбелл Диринг. «Что ты делаешь, Нелло? Перестань, дорогуша. Не впускай в комнату сквозняк!»
Но мистер Маркхэм прошлепал к окну, распахнул его и присоединился к ряду голов, который придавал маленькому переулку – квартал домов был не длиннее театра – фантастическое сходство со старыми гравюрами Темпл-Бара.
Тук-тук-тук!
«Это через два дома. Они устроили чертовщину. Они вызвали полицию. Ах, ты только посмотри, Дуси! Полиция уже всех строит. Они устроили какую-то шумиху!» И мистер Маркхэм полуобернулся у окна, чтобы могла притиснуться пухлая маленькая фигурка в цветастой ночной рубашке и купальном чепчике. Мисс Диринг перед сном неизменно надевала на голову купальный чепчик.
«Где полицейский?» – спросила шапочка для купания, вытягивая шею.
«Разве его там нет? Но я видел, как он выходил из-за угла, прямо возле пекарни», – мистер Маркхэм снова высунулся из окна.
«Чушь! Только этот человек стучит. Он, должно быть, сошел с ума, раз так шумит в такой час. Интересно, что случилось!» Миссис Маркхэм посмотрела направо и налево, а затем, когда вспышка света на склоне холма снова озарила улицу, взволнованно воскликнула:
«Нет, нет! Ты прав! Полицейский идёт совсем рядом. Он бежит по площади!» А потом добавила: «Нелло, ты знаешь, кто это стучит? Это Дрюс!»
«Что? Так оно и есть! Послушай, Дуси, я лучше спущусь. К черту спички! Они все мокрые. В следующий раз не бери их с собой в ванную. Где моё пальто?»
Он ощупью пытался найти пальто и яростно ругался, а его жена продолжала:
«И вот что я тебе скажу, Нелло, это жилище Баринг. У неё первый этаж, спереди и сзади. Вот что, я тоже иду. Подожди меня!»
Но мистер Маркхэм уже ушёл. Разрываясь между желанием последовать за ним и желанием не упустить ни одной детали разворачивающейся во дворе драмы, миссис Маркхэм схватила свои туфли и чулки и поспешно вернулась к окну, натягивая их на ноги не глядя, наблюдая за происходящим в окне.
Сцена была столь же любопытной, как и любая другая, которую она когда-либо помогала разыгрывать на сцене. Усиливающийся дневной свет высветил постоянно увеличивающуюся толпу сине-серых фигур, которые в каждом мерцании на склоне холма были чётко очерчены розовым и золотым. Дикий стук прекратился. Она ясно видела крепкого полицейского и приземистую, жестикулирующую фигуру управляющего компании Гордона Дрюса. Оба лица были обращены к окну первого этажа, откуда высунулась закутанная в шаль и ночную рубашку фигура, изливающая красноречие. Миссис Маркхэм приложила руку к уху, напрягая слух в лихорадке любопытства. Более тихие голоса мужчин были едва слышны, но голос хозяйки звучал как труба:
«Конечно, нет! Я не позволю людям буйствовать и неистовствовать в моём доме в любое время дня и ночи. Это респектабельный дом, и никто не знает этого лучше, чем мистер Грограм».
Ответа полицейского не было слышно, но голос стучащего вдруг стал отчётливым:
«Я хочу видеть свою жену!»
«Здесь нет ничьей жены», – ответила голова у окна наверху. «Я говорила вам и говорю ещё раз, что это респектабельный дом».
«Она должна быть здесь», – настаивал стучащий. «Она шла сюда и сказала, что вернётся к двум. Теперь уже три…»
«Мы это знаем», – сказала голова, несколько раз угрожающе кивнув. «Карцер – вот место для тебя. Где ты только успел набраться? Пабы все закрываются в десять».
Миссис Маркхэм пропустила следующие слова полицейского; их было немного, и говорящая голова хозяйки быстро прервала его.
«Уведите его. Я не стану будить свою жиличку, бедную барышню. Что за бред про жену он несет! Я удивляюсь вам, мистер Грограм. Подождите, когда вы сами женитесь, вы уже не будете таким любопытным».
Из ближайшего окна доносилась весьма искусная имитация драки двух кошек, которая служила облигато к хору протеста и вопросов, перекатывавшемуся из дома в дом.
«Что там?»
«Не смей спускаться, Джордж, без брюк, не смей!»
«Людям должно быть стыдно».
«Да ведь это просто пьяный джентльмен!»
«Ну что за любопытство такое!»
«Джентльмен, я сказал! Это у мисс Митчем!»
«Ну и что из этого?»
«Вот что получается из театральных постановок».
«Да ладно тебе, Энни!»
«Иди спать под одеяло!»
Снова ропот мужских голосов заглушил уменьшающийся хор; и поскольку полицейский не проявил никакого желания продолжать спор с торжествующей головой хозяйки, меньшие головы постепенно отступили, и небольшая толпа, собравшаяся на белом вычищенном пороге, начала расползаться. Дусбелл увидела своего мужа в редеющей группе, и мерцание света высветило его. Он разговаривал с полицейским, который стоял рядом с ним, покачиваясь, скрестив руки на груди.
«Здравый смысл, Новелло», – пробормотала миссис Маркхэм, наблюдая за ними. «Пьяный или трезвый, менеджер есть менеджер. Держу пари, что он приведет его сюда. Мне лучше что-нибудь надеть».
Она вернулась в комнату и с быстротой профессионала за две минуты надела кимоно, зажгла лампу и распахнула раздвижные двери, отделявшие маленькую гостиную от грандиозной спальни. Ведь дом, как и весь квартал, а также театр за ним, были построены в былую золотую эпоху. «Передние и задние» помещения первых этажей, теперь сдаваемые в аренду как квартиры, когда-то были величественными столовыми, где, защищенные от вульгарных взглядов прохожих репсовыми занавесками, джентльмены говорили о политике и портвейне. В то время как в других таких же комнатах на первом этаже были гостиные, в которых прекрасные дамы при свете свечей ожидали возвращения своих господ.
Камины на первом этаже представляли собой черные мраморные пещеры, а складные двери, на которых еще сохранились следы позолоты, были украшены гирляндами и даже зеркалами. Именно у такого зеркала миссис Маркхэм, поправив постельное белье и забросив под кровать сброшенную ночнушку, начала прихорашиваться и возвращать своему лицу облик Дусбелл Диринг.
Она все еще была занята этой деликатной операцией, когда на затихающей улице раздался крик, за которым последовал еще один, и еще один.
Но хотя маленькая актриса в мгновение ока снова оказалась у окна, она не могла видеть, кто кричал; она видела только, что кто-то прошел в дверь гостевого дома перед уже опустевшим порогом.
Окна снова распахнулись, но крики звучали уже в другой тональности.
«Что это было?»