«А что она сказала о ней?»

«Она сказала, что Мартелла Баринг может прожить сто лет, но она никогда не сможет превзойти Леди Макбет. Баринг пришла в ярость, когда услышала об этом. Магда сказала, что у неё не тот характер, не тот типаж, не тот темперамент».

«Темперамент? Ха!» – сказал Новелло и растянулся на диване, набитом конским волосом, чтобы вздремнуть минут десять.

ГЛАВА

III

ПОЛОНИЙ: Милорд, актёры прибыли сюда.

ГАМЛЕТ: Старо преданье!

Гамлет

Гордон Дрюс, менеджер репертуарной компании и муж Магды Уорвик, никогда в жизни не говорил с сэром Джоном Сомаресом из театра «Шеридан» на Шафтсбери-авеню. Тем не менее, когда спектакли сэра Джона отыгрывали свой сезон, Дрюс регулярно дублировал эти пьесы со своей труппой.

Добродушный Дрюс подражал актеру-менеджеру настолько, насколько полный, шумный и смуглолицый человек может имитировать худого, томного и безупречно скроенного. Произношение сэра Джона, его жесты и, надо признать, многочисленные проявления аффектации стали хорошим тоном в небольшой компании, о существовании которой сэр Джон даже не подозревал.

Вот что значит быть лидером в самой подражательной из всех профессий.

Личностные качества сэра Джона были настолько сильны, что когда Мартелла Баринг, последняя в длинной череде претендентов, призналась Гордону Дрюсу в своей страсти к сцене и шестимесячном опыте, он не смог сразу ее отстранить. Она убедила его, что сэр Джон был чрезвычайно добр к ней и велел ей уехать и играть в провинции, по крайней мере, два года. Набраться опыта, так сказать.

Звучало это не так, чтобы убедительно, но сэр Джон, как известно, обладал даром делать завтрашних звезд из сегодняшних мелочей. А девушка была высокой, красивой, энергичной, с приятным голосом и хорошо одета. Он взял ее в свою труппу.

Гордон Дрюс был готов заплатить ей пятьдесят фунтов в качестве платы за ученичество, а это три фунта в неделю и роли разнообразных злодеек. Что ж, не мог же Гордон Дрюс не прислушаться к мнению сэра Джона.

Поначалу его инвестиции не разочаровали его.

Мартелла Баринг обладала врожденным чувством сцены и страстью к ней. Она могла атаковать скучную сцену с таким энергичным наслаждением, что заражала зрителей своей жизненной силой. Они ей нравились. Они шипели на ее злодеев, что было лучше аплодисментов, и шумно звали ее под аплодисменты, когда опускался занавес.

Такой успех не вызвал у нее любви в труппе, но, возможно, все, кроме ведущей актрисы, простили бы ей это, если бы она смогла подчинить свою личность неопределенным, но строгим театральным правилам. Но она не могла забыть, что она Мартелла Баринг, путешествующая в мире Диккенса, а не в реальной жизни. Ее домом была реальная жизнь; сцена не была реальной; для нее это было любопытное зрелище, а иногда и слегка шокирующее.

Она была молода и чопорно воспитана. Принимая вольности общественной жизни за распущенность, она пренебрегала тем, над чем следовало бы посмеяться. И хотя она делала все возможное, чтобы наладить отношения с товарищами по актерскому мастерству, она не могла не быть ходячей критикой компании своим видом, осанкой, разговорами, ухоженным гардеробом и выбором развлечений. Она обожала свободную и легкую жизнь, но не могла приспособиться к ней и была чересчур болтлива, пока Хэнделл Фейн не подивился ее ошибочной смелости.

Действительно, она нажила себе врагов своей бесхитростностью и бессознательностью, которые должны были умиротворить ее критиков, и которые все были старше ее. Но художник, преследующий свое искусство и получающий неадекватное жалованье, редко развивает чувство юмора.