Вся комната отражалась в зеркалах на складных дверях. В них мёртвое тело внезапно сдвинулось, и Новелло отскочил с криком. Но это была всего лишь хозяйка дома, которая вернулась в комнату. Она подошла, держа в руках белую простыню, и странным нежным жестом укрыла ею лицо и фигуру мёртвой женщины. Остановившись на мгновение, она повернулась к нему с новой живостью, когда он хрипло спросил:

«Где они? Где Дрюс? Где мисс Баринг?»

«Там», – она мотнула головой назад.

«Вместе?» – недоверчиво спросил маленький режиссёр.

«Грограм не позволит никому сдвинуться с места, пока не придёт сержант».

«Могу ли я чем-то помочь?» – спросил Маркхэм.

«Идите к этому бедняге, мистер Маркхэм. Он будет рад вам. Ах, он был пьян, когда пришёл ко мне на порог, но теперь он протрезвел! Как я сказала Грограму, было бы лучше, если бы мистер Дрюс оставил жену дома. Но мы все знаем, что у миссис Дрюс была своя воля. Воля железная. Они уже останавливались у меня, Гордоны Дрюсы. И миссис Дрюс совсем не понравилось, что я сдала свои комнаты и мисс Мартелле. Это настроило миссис Дрюс против мисс Мартеллы, как я слышала. Ах, я видела, как она цеплялась когтями не в одну молодую женщину! Они смирялись, потому что должны были. Но с мисс Мартеллой у нее этот фокус бы не прошел. Ах, ну что ж, бедняжка», – она посмотрела на простыню, и её голос притих. «Она за всё заплатила».

«Но она этого не делала, мисс Митчем», – сказал Новелло. «Она не могла этого сделать».

«Бог знает, мистер Маркхэм! Если бы кто-нибудь хотя бы донёс до меня, что мисс Мартелла…»

Хозяйка квартир понизила голос до доверительного тона, когда вошедший полицейский остановил её.

«Я прошу тебя, мэм. Вы же знаете. Вернитесь к заключённой, мисс Митчем! Так вы мне поможете больше всего. С ней должна быть женщина. Вы принесли бренди, сэр? Дайте ей глоток, ладно? Она сейчас вся в расстройстве. Нужно её привести в порядок, прежде чем мы её арестуем. Я послал за инспектором, но это дело двадцати минут». Он повернулся к Новелло. «И я был бы вам признателен, сэр, поскольку, как я понимаю, вы друг мужа…»

Он отвел их в другую комнату.

Как сказал маленький Маркхэм своей заплаканной жене спустя пару часов, это не его вина, что он оставил её одну. Конечно, это было не его дело, и, конечно, он знал, что Дуси была одна в доме и напугана. Но, чёрт возьми, что он мог поделать? Он же не мог отказать в помощи.

Бедный старый Дрюс был в полном расстройстве. Его тоже кто-то должен был поддержать.

«Предположим, тебя ударили бы по голове, Дуси. Как бы я себя чувствовал, как ты думаешь? Мне бы хотелось, чтобы меня кто-нибудь по-приятельски поддержал, не так ли? Конечно, он хотел, чтобы кто-нибудь был с ним рядом, когда женщина, которая сделала это с его женой, сидела в двух ярдах от него и спрашивала, что случилось. Да, она сидела там. Я говорю тебе, когда я услышал это, я удивился, что он не накинулся на нее. Но он просто сидел там, ошеломлённый. Это его отрезвило, я тебе скажу. Я скажу тебе, мне это все не понравилось. И всё же мне было жаль девушку. Она сама выглядела как труп, только она не переставала задавать вопросы. Прямо как труп, сидящий и задающий вопросы, пока мисс Митчем не успокоила ее».

У маленького Маркхэма было воображение, даже если его единственное стремление – сыграть Гамлета, пусть даже во втором составе, никогда не будет удовлетворено; даже если его писклявый голос был его единственным сценическим активом, а зарплата составляла четыре фунта в неделю. Сидя над беконом и яйцами, он заставил свою жену ясно увидеть, какой напряженный час провёл он в той дальней спальне через два дома, с квадратным окном, пропускающим солнечный свет и грохот ранних телег.