Он не боялся быть пойманным – этот страх давно трансформировался в нечто более глубокое и тревожное: страх остаться незамеченным. Страх, что его отсутствие растворится в общей атмосфере безразличия, окутавшей дом с тех пор, как мать уехала «найти себя» и не вернулась.

Перебегая через двор, Люк мельком взглянул на покосившийся забор – молчаливого свидетеля стольких его побегов и возвращений. В этот раз все было иначе. В этот раз он уходил не на обычную ночную прогулку с друзьями. В этот раз он шел искать Джейн – девочку, которая смотрела на него с десятков листовок, которые он сам расклеивал по городу всю прошедшую неделю.

Ночь приняла его, как принимает всех, кто ищет в ее тенях то, что нельзя найти при свете дня: тайны, спрятанные за благопристойным фасадом их маленького городка.

***

Джои Риверс всегда уходил последним – не потому, что медлил, а потому что его прощания были самыми долгими. Его мать, Сара, единственный взрослый в его жизни, работала официанткой в дневную смену и уборщицей в ночную. Джои часто заставал ее спящей прямо за кухонным столом, среди счетов за электричество и неоплаченных квитанций из школы. Ее руки, покрасневшие от постоянного контакта с чистящими средствами, были сложены перед ней, словно в молитве или в безмолвной капитуляции перед тяготами судьбы.

Сегодня она заснула, не успев снять рабочую форму – голубое платье с белым передником, на котором еще можно было разглядеть пятна от пролитого кофе. Джои подошел к ней бесшумно, с той особой осторожностью, которую проявляют люди, привыкшие заботиться о более слабых. Он накинул на ее плечи старенький плед – тот самый, что она когда-то связала для него. Шерсть, истончившаяся от постоянных стирок, все еще хранила тепло их совместных вечеров перед телевизором, когда весь мир казался добрым и понятным. Аккуратно он подсунул под ее руку рисунок, на котором они оба были счастливы и беззаботны – маленькое извинение за непослушание.

Мать не проснулась – лишь глубже вздохнула во сне, ее лицо на мгновение разгладилось, избавившись от следов постоянной тревоги. Джои смотрел на нее несколько долгих секунд, запоминая эту картину – возможно, из смутного предчувствия, что все скоро изменится. Потом он подошел к маленькому камину – реликту прошлой, более зажиточной жизни их дома. На каминной полке, среди фотографий и безделушек, Джои хранил свой талисман – гладкий морской камешек, найденный Джейн прошлым летом. «На удачу», – сказала она тогда, вкладывая камешек в его ладонь. Теперь он положил его на самое видное место – как обещание вернуться, как мостик между прошлым и будущим, как молчаливую клятву найти ту, что подарила ему этот кусочек морской вечности. Рядом с камешком лежала связка ключей с кожаным брелком в виде орла, распластавшего крылья. Этот орел всегда казался Джои нелепым и больше походил на ошибку производства или чью-то шутку. Плотно обхватив все ключи, чтобы они не звенели, он стащил их вниз и украдкой обернулся, проверяя, не разбудил ли маму.

На цыпочках, как воришка в собственном доме, Джои проскользнул к двери. Его худенькая фигура, застывшая на пороге, казалась хрупкой и неприкаянной – силуэт ребенка, вынужденного слишком рано повзрослеть. Затем он шагнул в ночь, растворяясь в тенях между домами, словно призрак, блуждающий между мирами.

***

Маяк Порт-Таунсенда возвышался над городом подобно древнему божеству, забытому, но не утратившему своей силы. Его каменное тело, иссеченное ветрами и солеными брызгами, хранило память о кораблекрушениях и спасениях, о беглецах и искателях, о всех тех, кто приходил к его подножию в поисках ответов или пристанища. Сейчас его око было затемнено – маяк не работал уже несколько лет, став скорее туристической достопримечательностью, чем путеводной звездой для заблудших моряков.