И бросила пояс в окно. Фриденсрайх поймал его и принялся задумчиво наматывать на руку.

– Ты никогда не бывала в Ольвии, девочка? – мягко спросил маркграф, добивая насмерть последних защитников оскорбленного достоинства неудавшейся невесты.

– Бывала, и не раз, ваша светлость, – гордо заявила Нибелунга, – когда наносила визиты мадам де Шатоди. Но только в зимнюю пору, а летом – никогда.

Повозка проехала пустующую элегантную площадь с памятником какому-то античному мореходу в тоге и с веслом. Лавки и трактиры были заперты. Все население городка, несомненно, устремилось к пожару.

– Только ленивый не упомянул эту Шатоди, – с интересом произнес Фриденсрайх, когда повозка свернула за угол. – Горю желанием с ней познакомиться.

– Она горит! – вдруг вскричала Нибелунга.

– Ничего удивительного, – сказал маркграф.

– Это ее жилище горит!

Нибелунга указала рукой на видневшийся в тридцати, а может быть, и в сорока шагах от повозки полыхающий двухэтажный домик с мансардой. Дом находился в конце кривой улочки, убегающей к морю. Языки огня выстреливали из узких окон. Трещало пламя. Напротив горящего строения сгрудилась галдящая толпа. Женщины крестились, плевались, а самые отчаянные тащили ведра из соседних домов. Цепочка потных мужчин протянулась от морского берега к пожарищу; ведра стремительно передавались из рук в руки.

Дюк обнаружился под самыми окнами рядом с тремя рыбаками, баронами, ландграфами или точильщиками ножей, трудно было утверждать, поскольку торсы у всех были оголены. Четверо держали четыре угла пухового одеяла, а дюк что-то кричал, задрав голову.

Йерве узнал его по росту и осанке, и выскочил из повозки.

– Я же приказал вам оставаться на дороге!

– Мадам де Шатоди в доме?! – с волнением воскликнул Йерве, пропустив упрек мимо ушей.

– Она закрылась в мансарде, – ответил дюк, указав на крышу, еще не тронутую огнем, – и паникует. Она не одна, с ней еще какая-то женщина.

Пятна в круглом окошке ничего не сообщили Йерве, но сквозь треск и шум он услышал знакомый возглас:

– Мне не спастись! Я мертва! Же сюи мор!

– Прыгайте! – орал дюк. – Высота всего в десять локтей! В третий раз повторяю вам, Джоконда! Клянусь дьяволом, четвертого не будет, и я сам залезу в дом!

– О! – вскричала хозяйка горящего дома. – О, неужели вы так поступите ради меня, сир?

– Нет! – вдруг раздался сверху незнакомый Йерве женский голос. – Не надо рисковать жизнью из-за нас!

– Но мы разобьемся насмерть! Я погибну! – заламывала руки Джоконда.

– Я спрыгну! – решительно заявила незнакомая Йерве женщина.

– На счет «три»! – крикнул дюк и отошел на шаг.

То же самое проделали и трое других неопознанных мужчин рядом с ним. Одеяло растянулось.

– Раз. Два. Три!

Что-то вылетело из окна, и приземлилoсь аккурат посередине отпружинившего одеяла, которое тут же опустили на брусчатку.

Дюк подал руку незнакомке, но она стремительно поднялась с земли, не воспользовавшись помощью своего спасителя.

– Благодарю вас, господа, – сказала женщина, прижав ладони к щекам, будто пытаясь удостовериться в собственной целостности, и тут же задрала голову к крыше. – Джоконда, прошу тебя, не медли, прыгай! Видишь – я цела! Значит, и тебе ничего не грозит.

– Ах! – вскричала мадам де Шатоди, словно была не рада такому заверению. – Какое недостойное женщины безрассудство! Эде муа, монсеньор!

– Эн! – загремел дюк.

– Но, се не па поссибль!

– Де!

– Мон дье!

– Труа, мадам!

Одеяло поймало Джоконду, которая раскинулась на нем, распростав руки, и лишилась чувств.

– Черт подери! – вскричал дюк. – Этого еще не хватало.

Выхватил ведро из рук рядом стоящего тушителя огня и окатил водой Джоконду.