Время светлячков. История вещей. Проект Таши Калининой Марина Отраднова, Елена Курзенок
Авторы: Историй Сборник, Аббазова Инна, Лохматова Марина, Стремоусова Татьяна, Курзенок Елена, Абузярова Марина, Томова Татьяна, Лиханова Екатерина, Мордасова Татьяна, Смирнова Елена, Каминская Наталья, Межевич-Юденко Жанна, Еффа Анна, Ясинская Полина, Лилявина Лена, Тимошенко Альфия, Корниенко Мария, Воротникова Ольга, Боровская Ксения, Семыкина Людмила, Басенко Анна, Большаков Александр, Рестинг Джефф, Отраднова Марина, Смоленцева Алла, Турчанинова Екатерина, Ашиток Екатерина, Соснина Галина, Логинова Ольга, Троян Юлия, Балакина Людмила, Васильева Татьяна, Морозова Василиса
Корректор Марина Лохматова
Корректор Мария Корниенко
Корректор Альфия Тимошенко
Дизайнер обложки Полина Ясинская
Составитель Таша Калинина
© Сборник Историй, 2025
© Инна Аббазова, 2025
© Марина Лохматова, 2025
© Татьяна Стремоусова, 2025
© Елена Курзенок, 2025
© Марина Абузярова, 2025
© Татьяна Томова, 2025
© Екатерина Лиханова, 2025
© Татьяна Мордасова, 2025
© Елена Смирнова, 2025
© Наталья Каминская, 2025
© Жанна Межевич-Юденко, 2025
© Анна Еффа, 2025
© Полина Ясинская, 2025
© Лена Лилявина, 2025
© Альфия Тимошенко, 2025
© Мария Корниенко, 2025
© Ольга Воротникова, 2025
© Ксения Боровская, 2025
© Людмила Семыкина, 2025
© Анна Басенко, 2025
© Александр Большаков, 2025
© Джефф Рестинг, 2025
© Марина Отраднова, 2025
© Алла Смоленцева, 2025
© Екатерина Турчанинова, 2025
© Екатерина Ашиток, 2025
© Галина Соснина, 2025
© Ольга Логинова, 2025
© Юлия Троян, 2025
© Людмила Балакина, 2025
© Татьяна Васильева, 2025
© Василиса Морозова, 2025
© Полина Ясинская, дизайн обложки, 2025
© Таша Калинина, составитель, 2025
ISBN 978-5-0067-3862-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ПРЕДИСЛОВИЕ
Если подумать, всё вокруг нас – живое. Не только деревья, трава, небо, но и скамейки в парке, любимые кеды, вазочка на полке, бусина в шкатулке, особенное платье. А почему? Потому что со множеством вещей связаны самые разные истории – весёлые и грустные; навевающие счастливые воспоминания или ставшие мостиком в будущее и передающиеся из поколения в поколение как семейная реликвия; связанные с драматическими событиями и глобальными потрясениями. И если подумать, вещи, которые нас окружают, могут рассказать о нашей жизни практически всё. Они подсвечивают наши ценности, хранят наши секреты, наполняют нас силами двигаться дальше.
О таких вещах – маленьких и очень даже масштабных – авторы сборника рассказывают сегодня. В этих историях нет художественного вымысла, все они взяты из реальной жизни и каждая – по-своему уникальна. Будет очень здорово, если вы тоже вспомните что-то важное и захотите поделиться своей историей с друзьями и близкими. А может быть, присоединитесь к нашей команде? Впереди – новые сборники, которые также направлены на благотворительность и будут помогать разным фондам и благотворительным организациям.
Не буду отвлекать вас, друзья, от погружения в мир вещей, который полон эмоций, чувств и воспоминаний. Надеюсь, многие истории сборника «Время светлячков» согреют и подарят вам приятные минуты наедине с нашей живой книгой.
До новых встреч!
И берегите себя.
Таша Калинина, автор проекта «Время светлячков»
Жар солнца
Инна Аббазова, г. Санкт-Петербург
Генетическая любовь к деньгам во мне берёт начало с XIII века, когда мои предки-татары собирали дань с жителей Руси: родилась я уже как будто с монеткой в руке. В детстве были бессчётные копилки: разбиваемые – разбивались, неразбиваемые долго ковырялись, тряслись, взламывались и в итоге тоже шли в дело. Были купюры между книжных страниц – эдакий финансовый поцелуй себя в щёчку в будущем, а в кладах за огородом вместе с разноцветными стёклышками и морскими камушками покоились монеты в целлофановом пакете. Деда, тоже изрядный капиталист, наблюдал за этим с умилением и поощрял – он ещё не знал, что он деньги любит за то, что их можно приумножать, а я – за то, что их можно тратить.
Я этого тоже ещё не знала. Знала лишь, что Скарлетт О'Хара – самый мудрый книжный персонаж, что я встречала. Даже мудрее Паганеля из «Детей капитана Гранта». Её первой любовью был Эшли, а моей – вишнёво-рыжий молчаливый одноклассник с жёлтыми глазами спокойного кота. С ним у нас сложилось «вечернее общение». Выглядело это так: он приходил после занятий гитарой ко мне, в мою девятиэтажку на отшибе у моря, и мы часами сидели на лестнице нулевого этажа под самой крышей. Там было слышно море и голубей, но больше – тишину, которая оседает в местах, где годами бывают либо коты, либо люди на цыпочках, переговаривающиеся шёпотом. На стене было нарисовано солнце, на чердачной двери надпись – «вход в пустоту», с отсылкой, видимо, к Гаспару Ноэ. Тишина, пустота, море тесно связывались в красивую, завораживающую неловкость.
Папа наивно ждал, что мы вот-вот начнём творить разнузданные непотребства, так что с пылом злой ищейки иногда наведывался к нам, окидывал тяжёлым взглядом, мол, боитесь? Бойтесь! И каменной поступью военного спускался обратно в квартиру, не ленясь ради этой инспекции преодолевать девять этажей. Бессмысленной инспекции! Мы, четырнадцатилетние Дафнис и Хлоя, были весьма не против хотя бы малюсенького кусочка непотребств, но мы не знали – как. Во время отцовских проповедей у меня чесался язык поинтересоваться: расскажи хотя бы, как и что именно надо делать, чтобы я этого честно-честно не делала!
Вредных советов никто не давал, поэтому мы просто продолжали вечерние бдения. Даже за руки не решались подержаться, только рассматривали лица друг друга часами – сначала на оранжевом свету заката, потом в сумерках, потом в темноте. Он крутил в руках зажигалку, я перекатывала по пальцам монетку – тогда я твёрдо вознамерилась ловко, как атаманша из «Бременских музыкантов», научиться пускать её бегать по костяшкам.
Нулевой этаж всё замедлял, делал тягучим, нарушал естественный ход событий любой любви, и вскоре назрела мысль о том, что надо выйти наружу. Мы не могли уйти и не могли найти повода, расставляли бесконечные крючки, пока один из них – «всегда хотела расплющить монетку о рельсы, положить под поезд» – не вытянул нас, застенчивых рыб, из воды и не бросил на берег.
Песчаный пляж шёл параллельно моей девятиэтажке, между ними темнел сосновый бор. Мы было сунулись туда по инерции, завидев место ещё более тихое и медитативное, где можно снова месяцами не держаться за руки, но, наученные опытом, свернули в сторону города. Там, за мостом и домом культуры, в стихийном лесу грелись под голубым небом железнодорожные пути.
Поезда там наблюдались редко, шпалы поросли травой и проржавели. Мы сошлись на том, что это, скорее, железнодорожная лесная тропинка. Вокруг замерли деревья, потому что была весна; дубы затаили дыхание перед скорым июнем. В кармане у меня лежала одна копейка – из символических соображений, первая любовь, цифра один, – и парочка рублёвых.
Состав мы высматривали на плотном канате переплетённых над путями труб, забравшись туда по дребезжащей лестнице. Вдалеке были видны и дома, и сверкающее море, и белёсое, по-летнему душное солнце. От чёрной косухи Рыжего пахло нагретой кожей, рука обвивала мою талию, не касаясь, так что получалось невидимое, фантомное объятие, а если я поворачивала голову, то перед моими глазами маячил нервно подрагивающий кадык.
Я почему-то была в папином вязаном свитере и стыдливо размышляла, как бы так осмелиться его снять, чтобы остаться в одной футболке. Не решилась, поэтому жарилась, истекала потом и зудела, мстительно думая: «Вот тебе, папа, и непотребства».
Монеты в моём кармане нагрелись так, что начали источать жар солнца. Машинист, видимо, понял, что столько светил в такой жаркий день – перебор, и дёрнул рычаг; вдалеке блеснул поезд.
Мы бросились к лестнице. Даже под дулом пистолета я не позволила бы Рыжему коснуться своей вспотевшей ладони, предпочтя смерть, поэтому ухитрилась спуститься первой – с изяществом молодой нерпы.
Аккуратно разложив монеты рядком на рельсе, мы забились в чащу, взволнованно наблюдая, как на них с оглушительным грохотом обрушиваются монструозные колеса.
Металл о металл бил с такой силой, что я себя почти не помнила. Сердце потянулось к этому грохоту и подстроилось, чёрная косуха источала тепло за моим плечом. Солнце выбеливало всё до кости, только листья плескались на шее Рыжего синими тенями.
Ход поезда был неотвратимым и беспрекословным, не оставляющим отнорков, он решил всё, наконец, за нас. Мы поцеловались вечером у моей двери – это было похоже на вход в пустоту, долгое падение в темноте. Монеты лежали у меня в кармане. Поезд превратил их в тонкие пластинки, цифры и буквы увеличились, как будто смотришь сквозь линзу.
Потом я уже думала, что не стоило целоваться прямо у глазка. С другой стороны, папа заслужил поймать нас на хотя бы одном непотребстве – ему тоже приходилось в то время нелегко: его, моряка, переводили в военную часть на другом конце страны, хотя мы с мамой об этом ещё не знали. Мы уехали через два месяца.
Монетки мы с Рыжим поделили. Копейку я забрала, смутно догадываясь, что буду таскать её за собой всю жизнь – как бессрочный билет, который в любую секунду сможет доставить меня к рельсам, солнцу, нагретой косухе, подрагивающему кадыку, фантомному объятию и грохоту колёс.