А вот и мамочка. В модном платье, на талии тоненький поясок, под мышкой сумочка на длинном ремешке. Красавица! Чёрно-белое фото не передаёт цвет её прекрасных серо-голубых глаз. Но не зря говорят, что глаза – это зеркало души. Весь её характер отражается в глазах – смелый, упрямый и свободный, как ветер в поле. Почему ты нахмурилась, мама? Может устала с нами? Папа не вовремя решил сфотографировать? Мне здесь четыре года, я схватила себя за щёки и тяну в разные стороны. Сестра смотрит на меня как на спятившую. На заднем фоне – пальмы. Это мы в Сочи, отдыхаем. И неважно, что я совсем этого не помню. Папины чёрно-белые фотографии – неопровержимое доказательство моего самого лучшего и самого счастливого детства. И каждый раз, когда я приезжаю домой, я достаю эти коробки, открываю эти альбомы и на меня обрушивается моя же жизнь, такая далёкая и такая недавняя одновременно. Жизнь, которую я жила в беззаботном «здесь и сейчас», ни о чем не горюя и не откладывая ничего на завтра.

И чем дольше я смотрю на эти карточки, тем больше понимаю, что всё в этой жизни, по сути, чёрно-белое, нейтральное. Цвет всему придаём мы сами. Мы сами раскрашиваем нашу жизнь. Душа наша – бесконечная палитра, вмещающая в себя тысячи оттенков предрассветного неба и мерцающих вечерних сумерек. И каждое утро мы берём кисточку и рисуем этот день, этот вечер и, наконец, эту жизнь. Иногда, бывает, дрогнет рука – поставишь кляксу, расстроишься. Но затем пройдёт дождь, смоет и кляксу, и печаль, и начнёшь с чистого листа – жить, рисовать, любить и, конечно, верить!

Детство – как ручеёк: быстрый, чистый, переливающийся звонкими трелями, он несётся сквозь ладони, искрясь в солнечных бликах. Казалось, ручеёк этот бесконечный и нет ему начала, и нет ему конца и вдруг – на ладони остались последние капли. Кап! Выпускной. Кап! Университет. Кап! «Ма-а-ам, купи вон ту машинку…»

Кап, кап, кап… Последние капли, прежде чем ручеёк исчезнет с раскрытых ладоней. Но вдруг – он снова зажурчал, снова заговорил, рассмеялся звонким детским голосом. Голосом моих сыновей. Теперь это их ручеёк – стремительный, радостный, живой. А мой? Иссох? Окунуться в него, ощутить на ладонях уже невозможно, но память… Ах, память! Она, как машина времени, снова и снова возвращает туда, в то далёкое беззаботное время.

Вспоминается, как мы с восторгом гуляли в трескучий мороз, если школу отменяли из-за минус тридцати пяти, как лазили на стройки за карбидом, как «доили» муравьёв, искали клады в лесу, играли в индейцев, носились по тайге, а потом возвращались домой – все в сосновой смоле, но до краёв наполненные счастьем.

А дома ждали игрушки. Простые, немногочисленные, но, возможно, именно поэтому – самые дорогие. Или же дело в другом? Может, в особой родительской любви, с которой они были выбраны, куплены, подарены? Или, быть может, у игрушек действительно было сердце – сердце, которое открывается только детям…

Я хорошо помню день, когда в моём доме появился Мишка.

Мама приболела, её положили в стационар, и мы с папой остались вдвоём. Мне было шесть, и я считала себя абсолютно взрослой. Ведь только по-настоящему самостоятельная девочка может вовремя выключить чайник, который папа, уставший после работы, поставил кипятить, а потом задремал. Я гордилась собой, словно совершила подвиг. Папа тоже оценил мой поступок и решил отблагодарить меня – новой игрушкой.

На следующий день мы отправились в единственный в посёлке детский магазин. Его двери распахнулись передо мной, словно врата в сказку, и я попала в мир мечты: игрушки, игрушки, игрушки… А потом прозвучали волшебные слова отца: