– Ну что, Майер, не передумал идти за едой. Пора завтракать, – сказал Траубе.

Он проснулся злой и в очень дурном настроении.

– Не передумал.

– Я пойду с тобой, – сказал Сашке Губер.

– Ты будешь светиться своей повязкой, – ответил Майер.

– Я её сниму, – сказал Давид и стащил с темени повязку, пропитанную кровью и засунул в карман.

– Зачем?! Ну, раз снял, пошли.

Им вдруг повезло. Когда они вышли со двора, то увидели вчерашнего своего знакомого, куда-то спешившего по противоположной стороне улицы.

– Эй, Остапенко! – позвал его Майер. – Ты нас помнишь? Вчера ты привёл нас с младшим политруком в эту школу.

– Ну?

– Тебе майор приказал отвести нас сюда.

– Ну помню!

– Отведи нас обратно к майору.

– Зачем?

– Хотим получить указания.

Остапенко мотнул головой:

– Не! Нельзя!

– Почему?

– У вас пропуска нет. А без пропуска ходить нельзя.

– Почему?

– Приказ начальства. Начальству видней.

– Остапенко, ты пойми, как же нам питаться, если нельзя выйти за ограду?

– Я не знаю. Вот вы на улице, и я уже имею право вас арестовать, потому что приказано всех задерживать и доставлять для выяснения. Которые без пропуска.

– А вот ты нас арестуй и доставь к майору для выяснения.

– Разве так. Доставить для выяснения? Это я даже должен. Пошли.

И они пошли втроём.

– Я и винтовку возьму на изготовку, чтобы вы не убежали.

– Возьми, мы не против. А этот майор кто? – спросил Сашка.

– Командует.

– Чем?

– Чем надо.

– Понятно, – вздохнул Сашка. – А ты при нём кто? Адъютант?

– Не. Бегаю по разным делам.

– Порученец?

– Вроде того. А что ты всё спрашиваешь? Шпион что ли?

– Ты веди, веди, твой майор разберётся кто я.

– Стойте! Слышите? Вроде воздушная тревога.

– Не вроде, а она самая.

– Давай в подъезд! – крикнул Остапенко.

И они заскочили в подъезд четырёхэтажного дома, мимо которого шли. Три женщины юркнули вслед за ними:

– Господи, спаси и помилуй, – крестилась одна из них, и все тревожно смотрели куда-то вверх на тёмный потолок, словно именно оттуда должно свалиться что-то страшное.

– Тамара, боже мой, у меня отец во дворе сидит! Один он в дом не зайдёт! Побегу, – сказала одна из них и выскочив из подъезда, зачастила по улице на тонких ножках.

– Опять «Юнкерсы»! Сволочи! – сказал Майер. – Я выйду, посмотрю.

– Кажись, мост бомбят! – сказал вышедший за ним Остапенко. – Далеко.

Действительно, три желтоклювых самолёта один за другим пикировали на невидимую отсюда цель.

– Ух! Ух! Ух! – тяжело и басовито донеслось оттуда, словно гавкал большой старый бульдог, и быстро, быстро стали вырастать из земли серые клубы пыли и дыма.

Вслед выходившим из пике самолётам мелко и часто затявкали зенитки.

И тут же, ловко переворачиваясь через крыло, пошло заваливаться в пике следующее звено.

– Ух! Ух! Ух!

– Тах-тах-тах. Тах-тах-тах.

– Попали! – вдруг сказал Майер. – Не может быть… Неужели попали?!!!

– И правда попали, – удивлённо сказал Остапенко.

– Ой! Господи боже мой! Сбили! Сбили! – кричали выскочившие следом женщины. – Сбиилии!

Они смеялись, рыдали, визжали, обнимались, как будто переживали счастливейший момент своей жизни.

– Ой, ребятушки! Спасибо вам! – и они кинулись обнимать трёх незнакомцев в красноармейской форме, не подозревая, что двое из них уже не красноармейцы.

– Ой! Смотрите, смотрите! – сказала та, которую назвали Тамарой. – Выпрыгивают, выпрыгивают злодеи с парашютами!

– Айда быстрее к майору! – сказал Остапенко. – Надо их изловить!

– Ребятушки, поймайте их, поймайте! – вопили женщины. – Родненькие! Защитите! Не пускайте их к нам.

– Мы постараемся, – сказал Майер, потому что ни угрюмый Остапенко, ни Губер с немецким акцентом, не собирались ничего обещать.