– Объясни мне, младший политрук Матвей Арютов, что происходит? Ведь мы недавно пели: «И на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью могучим ударом».

– Василий Данилович! Как вы думаете, у нас есть танки и самолёты?

– Думаю, должны быть… Но я их ещё не видел.

– А почему вы их не видели?

Старик ошарашенно пожал плечами.

– Вы их не видели, потому что они не здесь, а в другом месте.

– Так, так, так, – сказал, оживляясь Василий Данилович, – понял вас, понял! Признаюсь, давно такая мысль в голове торчит. Я так понимаю: Сталин нарочно заманил их сюда. А основные силы у нас на севере в Прибалтике, и на юге на Украине. И в урочный час ударом с севера и юга навстречу друг другу эти две группировки срубят немецкий клин и окружат их основные силы здесь, в центре. Правильно я понимаю?

– Правильно, Василий Данилович. Детали я конечно не знаю, но в общем, замысел, действительно такой.

– Господи! Я знал, я знал! Всегда думал: «Не может быть, чтобы товарищ Сталин позволил обмануть себя какому-то сумасшедшему Гитлеру! Ну успокоил, успокоил! Спасибо, сынок! Уж так обрадовал! Гора с плеч! А когда, когда начнётся?

– Что начнётся?

– Ну решающее наступление?

– Этого я не знаю, потому что военная тайна.

– Ты не бойся, я ведь никому не выдам.

– Думаю, недели через две. Ведь организовать такие удары не просто: надо подвезти продовольствие, горючее, боеприпасы.

– Да, да, я понимаю. А это кто с тобой, пополнение? Мобилизованные?

– Да нет, это… Как вам сказать…

В это время сердобольная девчушка обратила внимание на Давида Губера, у которого были забинтованы голова и рука.

– Вы уже были в бою, вы ранены?

– Да, я имел быть ранен, – ляпнул Давид. – В нас стрелял танк. Снаряд имел попасть в дерево, а от дерево осколок мне на рука и голова.

У девчушки глаза округлились от ужаса, она выронила лопату и попятилась. Пятилась, пока не упёрлась спиной в Василия Даниловича.

– Что с тобой, Любушка?!

– Дедушка! Это не наши! Это немцы! Немцы! Немцы! Спасайтесь! Это немцы! Диверсанты! – закричала Любушка и скатилась с шоссе.

За ней с криками и визгом бросились бежать другие женщины.

– Стойте, стойте, – закричал Арютов. – Это не немцы! Это наши немцы, с Поволжья! Стойте! Я политрук, я сопровождаю их в тыл на работу, на строительство дорог! Вот мои документы! Василий Данилович! Сами подумайте! Какие они диверсанты?! У них даже оружия нет! Разве бывают диверсанты без оружия?! Василий Данилович! Вы ведь старый солдат, в гражданскую воевали! Ну скажите им!

– Как вы напугали нас! Бабы! Ээээй! Остановитесь! – завопил Столбов и закашлялся. – Не бойтесь! Свои они! Наши!

Но было поздно, никто его не услышал. И уже далеко от дороги белели платки и трепались на ветру подолы платьев.

– Они уже не вернутся! – безнадёжно махнул рукой Василий Данилович. – Ладно… Дорога готова, проедете теперь. Оно, сами понимаете, глупые бабы, как говорится, курица не птица… Но их можно понять: у нас только и разговоров, что о диверсантах. На днях целого полковника убили! Остановили на дороге: «Предъявите документы!» Пока в карман лазил, целую обойму в него всадили. Такое время пришло: не поймёшь кто свои, кто враги! Говорят, на прошлой неделе народ вот так работал, как мы, летит самолёт с красными звёздами. Бабы рады-радёшеньки: прыгают, руками машут. Приветствуют. А он по ним из пулемёта. Шесть человек убил. Ну ладно, езжайте, раз свои.

Когда, наконец, немцы расселись по машинам, старый учитель подошёл к кабине и, встав на подножку, с неловкой улыбкой спросил младшего политрука:

– Скажи, добрый человек, ты про контрудары не соврал? Может выдумал, чтоб нас успокоить?